Уже или ещё (сборник) - стр. 23
– Хорошая, хорошая. Если скажут, что нехорошая, не верь, у меня глаз – ватерпас.
– А вот и нет. Как в первый раз я приезжала в Ленинград, мы с Бобом уже встречались, это было год назад… До сих пор не могу себе простить этого. Что на меня нашло? Помутнение разума какое-то… Я ведь, мерзавка, дура провинциальная, изменила тогда ему. С молодым мальчиком, барабанщиком из оркестра…
– Ну, так что?
– Как что?
– В жизни все бывает, дочка. И все забывается. А лучше бы – запомнить, чтоб это тебе уроком стало, уроком и предупреждением. Чтобы в другой раз не сглупить и больше уже не оступаться.
Да нет, не думай, хорошая ты. И с Бобом у вас все хорошо будет. А за меня не беспокойся, я ухожу спокойно. Может, чему-то эта жизнь меня и научила – заживу Там по-другому. Говорят, что Там ближе к Господу. Какая ерунда. Если он есть, и если уж он создал эти многие миры, тогда почему в одном мире он должен быть далеко от нас, человеков, а в другом близко? И за себя тоже не беспокойся, в смысле смерти. Тебе, конечно, рано об этом думать. Но все равно – там все будут, никому не избежать этого. Так уж наша жизнь устроена.
– Пусть так, дядюшка. Если уж мы все перебираемся в этот самый «мир иной», – что это, дорога в один конец, что ли? – тогда кто-то должен и к нам от них приходить. Иначе их мир очень быстро переполнится. Почему обратно никто не приходит?
– Почему не приходит? Мы, может, и не возвращаемся. А кто-то из того мира, видимо, приходит к нам. Наверное, таких очень даже много.
– Как же узнать, кто нашенький, а кто с «того света» прилетел?
– Как не узнать, милая? Боба своего любишь? А не думала, что он не от мира сего? Не думала? Не здешний он, не такой, как мы с тобой. Почему не такой? Да, посмотри на него. Открытый, свободный. Обо всем знает. Все-то у него ладится. Только захотел чего-то, тут же все и получилось. Живет в ладу – и с самим собой, и со всем светом. Нездешний он. Пришелец в наш мир. А я-то его веником охаживал, он тогда еще совсем молодым парнем был, впервые в баню пошел, я привел его и ну молотить по ребрам ладонями, ладони-то у меня видишь какие жесткие, а потом веником, веником… Хороший парень, племяш мой, прозрачный, безоблачный человек. Не от мира сего.
– Дядюшка, а сами-то? – вокруг вас лучи прямо так и ходят. Мне кажется, вы теперь ничего не боитесь, будто новую жизнь начали. Может, почувствовали, что болезнь ваша отступает?
– Не надо обманываться. Невозможно уже что-то изменить, дочка, я знаю, что меня ждет. Сегодня – завтра. Но почему-то ничего не боюсь. Не только не боюсь – чувствую себя по-настоящему счастливым. А знаешь почему? Потому что я теперь свободен, впервые по-настоящему свободен.
Не надо ни врать, ни изворачиваться. Могу, наконец, Гале всю правду сказать, что гулял, что изменял… Она и так знает. Что ее одну всю жизнь любил. Если бы сейчас встать и пойти, я смог бы начать все по-новому. Никуда бы не побежал. Насколько проще ничего не вытворять. Не ловчить. Не выманивать у заказчика деньги, – зачем? Мне и так хватает, я ведь неплохо зарабатываю… И потом – не надо врать и обманывать.
Знаешь, почему я на войну не пошел? Никому не говорил, даже Галя не знает, а тебе скажу, дочка… Мне вообще легко тебе рассказывать, как в поезде – симпатичному попутчику. Так вот, не пошел на войну… Сделал себе белый билет, вот почему, дал денег военному комиссару. Если можно было бы повернуть время вспять, ни за что бы так не поступил. Не врал бы, не обманывал. Пошел бы воевать, как все. Мог и не вернуться. По крайней мере, умер бы как честный человек. Умирать ведь не страшно.