Ужасные невинные - стр. 17
Я мычу что-то нечленораздельное: рад э-э… счастлив э-э… польщен вниманием э-э… но capungo не слышит меня и сейчас – какая, хрен, разница, что там вякает пузатая мелочь, не стоящая и набойки на каблуке его дражайшей половины?
– Удачный у вас галстук, – неожиданно произносит он.
Мундштук Лоры одобрительно упирается мне в бок, г-жа Паникаровская растягивает губы в самой лучезарной улыбке: ай да Брэндон, ай да ресторанный критик! – будем надеяться, что электрический стул, на который его не сегодня завтра усадят, окажется не слишком жестким. Или его уже усадили? – не забыть бы спросить у Лоры.
– Макс – моя гордость.
С тем же успехом г-жа Паникаровская могла бы прощебетать: «это колье – моя гордость» или «этот «Порш» – моя гордость», мне остается лишь гадать, не разрушит ли ее спонтанное признание нашей нежной дружбы с Лорой.
Об этом я подумаю завтра, как говаривала Скарлетт совсем по другому поводу, сейчас меня целиком занимают мысли о галстуке самого capungo. В жизни не видел ничего более омерзительного, рядом с ним даже мои ублюдочно-бордовые кошки автоматически переходят в разряд пум. Или леопардов, или что-то вроде того. Кусок грязно-зеленого шелка в форме селедочного хвоста, с потрохами продающий скромное хобби capungo. He карты, не деньги и не два ствола.
Гольф.
Или все-таки мини-гольф? если уж рельеф и масштабы ванной комнаты позволяют…
Гольф, так будет вернее: на селедочном хвосте я насчитал три стилизованных фигурки с клюшками, остальные скрыты пиджаком. Узел кажется завязанным намертво – фабричным способом, не удивлюсь, если он болтается на резинке, скрытой от посторонних глаз воротником. Любой уважающий себя тамагочи побрезговал бы воспользоваться таким галстуком и в качестве салфетки – для того чтобы вытереть руки после бизнес-ланча. Овощной суп, салат с морепродуктами и свежевыжатый сок – пить соки из пакетов тамагочи не станут ни при каких условиях, консервантам в их наскоро сочиненной религии отводится место приспешников Сатаны – суккубов или инкубов, в зависимости от пола тамагочи. Единственный способ избежать соития с ними – сертификат об окончании курсов дайвинга. В квартирах (берлогах, иглу, шале, бунгало) всех без исключения тамагочи он занимает центральное место, он – ведущая деталь иконостаса, он – амулет и оберег, чеснок и серебряная пуля, и ведические руны по совместительству. Курсы дайвинга – высший пилотаж, который может позволить себе среднестатистический тамагочи. Высший – за исключением мантр, их содержание сводится к «в апреле обломится отпуск, и я двину на Тибет и, возможно, увижу там далай-ламу или на крайняк Бориса Гребенщикова… в апреле я двину на Тибет… в апреле я двину… жаль, что не на собственной яхте, яхта – это только к тридцати пяти… заиметь ее к тридцати пяти – говно-вопрос, то-то поразится далай-лама, не забыть бы сказать ему об этом…» Курсы дайвинга тамагочи посещают по выходным, сразу же после визита в солярий и к знакомому курду-массажисту. Остальные дни недели они заняты непосильной офисной работой и щербатой ненавистью к типам, которые могут позволить себе такие вот галстуки.
В форме селедочного хвоста.
Ухватить этот хвост и есть главная послеполуночная греза тамагочи. Категории «X».
Запретная, запредельная, свербящая, как шило в заднице: ухватить хвост, примерить его, напялить на себя и не окочуриться раньше положенного времени. «Яхта к тридцати пяти» слегка припорошена песком, он просачивается сквозь широко разинутый рот кредитных «ролексов»; время – главный враг любого тамагочи, тик-так, тик-так, тридцать пять вовсе не так далеко, как кажется на первый взгляд. Наплевать на время может только мой приятель Жан-Луи, время для него остановилось в тот самый момент, когда он увидел Мод.