Утри мои слезы - стр. 7
– Пропусти! – И уже вслед им посоветовала: – Товарищ полковник, вы бы хоть руки помыли.
Василий этих слов уже не слышал. Он пулей выскочил из КПП, не обратив внимания на солдата, и помчался в указанном направлении, не обращая внимания на то, что все встречные прохожие с ужасом смотрят на кровь на его руках и одежде. Горный ничего не замечал. Селиверстов едва поспевал за ним, но ни слова не говорил и не останавливал. Валентиныч понимал, что душой военный уже с Ингой. Только в эти минуты он понял, что постарел и от того мужика из МЧС, которым он был когда-то, мало что осталось. Алексей чувствовал одышку, ноги заметно отяжелели, да и сердце в груди бухало, словно молот, где-то у горла.
Полковник влетел в хирургическое отделение на второй этаж за несколько секунд, прыгая через две ступеньки. Селиверстов окончательно отстал и остановился на лестничной площадке между этажей. В обширном холле у лестницы стояла высокая стойка со столом. По обе стороны от поста имелись две двери, ведущие в хирургию и реанимацию. Симпатичная крепкая медсестра что-то писала в журнал и из-за стойки торчала лишь высокая шапочка, прикрывающая темные волосы.
Появление Горного имело эффект разорвавшейся бомбы. Больные, сидевшие у открытого окна, замолчали, глядя на мужчину. Полковник быстро огляделся в холле. Направился к стойке, никого и ничего не видя.
Селиверстов выполз в холл вслед за ним, мгновенно заметив испуганные лица женщин, направленные на полковника.
Горный остановился, положив руки на стойку. Глядя на дежурную медсестру, потребовал:
– Как дела у Жаровой? Она на операции должна быть.
Женщина, оторвавшись от писанины, хотела послать его по определенному адресу и заставить ждать, но подняв голову вздрогнула. Кровь на руках, плече и груди военного ошеломили ее. Заметила стальной взгляд мужчины, который не потерпит отказа. К тому же к стойке подошел, тяжело дыша, еще один мужик и явно по той же причине. Встала, отодвинув журнал:
– Сейчас узнаю…
Минут через пять вернулась:
– Пуля удалена. Операция проходит успешно. Женщина будет жить. – Помявшись, попросила: – Вы бы сходили, умылись. Кровь на вас всюду. Смотреть страшно.
Полковник ничего не слышал. Шатаясь, дошел до пустого диванчика в углу и буквально упал на него. Плечи опустились. Он как-то разом сжался и постарел. Рядом с диваном, в большой бочке, раскинулся огромный цветущий розан. Яркие цветы на темной зелени казались искусственными. Горный буквально упал на кожаную истертую поверхность. Упершись локтями в колени, застыл, сильно склонившись вперед. Больные молча смотрели на него. Большинство постаралось исчезнуть. Остальные молчали. Селиверстов присел рядом с Василем:
– Вась… Ты, это… Не надо так… Инга поправится… Ты же слышал…
Медсестра все слышала. С жалостью посмотрела на военного, выглянув из-за высокой стойки. Горный поднял голову. Его глаза были абсолютно сухи, но лицо побледнело до мелового состояния. Он тихо и напористо попросил:
– Валентиныч, ты едь! Едь на базу. Ты там нужен. Я здесь… Останусь…
Селиверстов в какой-то миг понял, что полковник просто хочет побыть один и заторопился, нарочито бодро заговорив:
– И то верно! Дел полно! Декларацию вон, в налоговую, и то не успел подать. Отчет надо составить, будь он неладен! Раз уж я в Майкопе, хоть чего-то закупить на понедельник. – Понимал, что говорит не то, но продолжал говорить: – Ну, ладно, Вась, раз ты не против, я поехал. Ты звякни…