Утраченный дневник Гете - стр. 4
Сейчас Таня – взрослая замужняя дама, но бабушка по-прежнему любит о ней поговорить. Вот и теперь свернула на ту же тему:
– Из-за Сони она и специальность эту выбрала. А что хорошего? В школе с утра до вечера, а денег нет. Замуж тоже неудачно вышла. Не послушалась меня, теперь мучается… Никакой перспективы для них не вижу. Придется им, уж видно, моей смерти ждать, чтобы ребенка завести…
– Ну, не говори глупостей, – огорчилась Елена Семеновна. – Павлик старается, работает по вечерам. Подожди, у них все наладится. Года через два возьмут ипотеку… И внуков понянчишь! – И вернула разговор к прежней теме: – А отчего же Соня умерла? Известно уже?
Елена Семеновна была… ну, любознательная, что ли. Ее чрезвычайно интересовал мир вокруг, интересовали люди и события, тем более необычные. Ей всегда хотелось понять причины и следствия.
– Нет, точно пока неизвестно. Мне позвонила Мила, сказала, что Соня умерла, – и все. Я думаю, что, скорее всего, от язвы. Она ведь с язвой в больнице лежала. И вот чем кончилось лечение! Не очень-то врачи внимательны к старикам, – начала новую тему подруга. И тут раздался звонок в дверь. Извинившись, Елена Семеновна положила трубку и пошла открывать.
За дверью был полицейский. Войдя, он покосился на сумки с луком и картошкой, так и стоявшие в маленькой прихожей, и предъявил удостоверение. «Лейтенант Демочкин», – прочитала Елена Семеновна. Пока выясняли, по какому праву проживает в этой квартире гражданка Шварц, прописанная на улице Бакунина, Леля успела внутренне переполошиться: не из-за прописки же он пришел, сейчас с этим нестрого. Неужели что-то с детьми случилось – там, в Пржевальском? Разговаривали по скайпу вчера вечером…
– Я к вам зашел поговорить о событии в третьей квартире, – сказал Демочкин, и Елена Семеновна вздохнула с облегчением: не с детьми.
Глава вторая
Пластиковый мешок
В комнате Демочкин сел на стул, достал из портфеля бумагу и ручку. «Прямо допрос!» – изумилась Елена Семеновна.
– Ну, что я могу сказать… – начала она, пока полицейский раскладывал на столе документы. – Я сама только что узнала от подруги, что Соня умерла.
– От какой подруги? Из этого подъезда? – заинтересовался Демочкин.
– Нет, из другого совершенно дома – далеко отсюда, на Киселевке. Они с Соней, то есть с Софьей Дмитриевной Аргуновской, хорошо знакомы, потому что внучка подруги училась у нее в школе. И у них имеются общие друзья. Поэтому подруга узнала раньше меня. Я ведь здесь живу всего две недели, мало кого из соседей знаю.
Демочкин кивнул:
– Я в курсе. Вчера вечером, или сегодня утром, или ночью вы не слышали какой-либо шум в третьей квартире?
– Нет. – Елена Семеновна покачала головой. – В этом доме перекрытия между этажами мощные и пространство большое между перекрытиями – довоенный дом, эти стены бомбежки выдержали. Поэтому снизу ничего не слышно. Внутренние-то перегородки слабые, их уж после войны восстанавливали. А снизу вообще никаких звуков не доносится.
– Понятно, – кивнул полицейский. – Вы сегодня выходили из квартиры?
– Да. Я только что вернулась с рынка. А вышла из дома в одиннадцать часов.
Тут Демочкин поднял голову от своих записей, взглянул внимательно:
– Когда проходили мимо третьей квартиры, закрыта ли была дверь? Не слышали голосов или иных звуков из-за двери? Никого не встретили на первом этаже или возле подъезда? Может, из соседей кто-то шел?