Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - стр. 25

В начале ноября окончательно оправившегося после покушения Ленина охватил настоящий азарт. Он почти ежедневно выступал на торжественных заседаниях и митингах, призывая их участников к самопожертвованию ради помощи рабочим воюющих стран. После того, как в Москву пришло известие о переходе власти в руки социалистов и образовании по всей Германии рабочих и солдатских Советов, в трапезной Чудова монастыря в Кремле был устроен банкет, посвященный началу европейской революции[74].

Дело не ограничилось словесными приветствиями и скромными банкетами. Уже 10 ноября было принято решение о формировании из немцев, сражавшихся в рядах Красной армии, боеспособных воинских частей и переброске их к границе Германии[75]. На следующий день ВЦИК постановил направить 50 вагонов с хлебом «в распоряжение борющихся за диктатуру пролетариата, за власть Советов рабочих и солдат в Германии»[76].Еще через день был аннулирован Брестский мир.

Юлиан Юзефович Мархлевский

Декабрь 1922

[РГАСПИ. Ф. 491. Оп. 2. Д. 265]

Ставка на германскую революцию стала общим знаменателем, сплотившим к концу октября 1918 года руководство РКП(б). Тем горше было разочарование, когда она не пошла по сценарию, написанному в Москве, и не завершилась «царствованием Либкнехта», т. е. диктатурой левых социалистов (с началом революции они переименовали свою организацию в «Союз Спартака». Ближайший соратник Ленина Я.М. Свердлов сообщал через Чичерина Бухарину, Радеку и Мархлевскому, которые направлялись в Берлин на первый Всегерманский съезд Советов, но были остановлены германскими военными властями на пограничной станции Орша: «Спартаковцы развивают самую кипучую деятельность и учатся на своей революционной работе. При этом всякий работник у них до того завален по горло работой, что не может справиться. Каждого, кто попадает туда [в Берлин] сейчас же впрягают в работу. [Они] настаивают, чтобы во что бы то ни стало от нас ехал всякий, кто может. Пробраться можно, в особенности ввиду коррупции, господствующей на фронте»[77].

Надежды Ленина и его соратников на то, что германская революция перевернет всю систему международных отношений и радикально изменит соотношение сил в мире в пользу пролетарской диктатуры, не оправдались. Большевикам и после денонсации Брестского мира приходилось использовать брестскую тактику односторонних уступок. Понимание того, что ситуация в странах Центральной Европы радикально отличается от российской, имело место в Берлине – но не в Москве. Большевики продолжали настаивать: «Революция в Германии не сможет осуществиться при данной ситуации никаким другим путем, чем тот, по которому она пошла в России»[78].

Напротив, пришедшие к власти лидеры СДПГ не только поставили во главу угла борьбу с «красной угрозой», но и призвали на помощь германскую военщину, которая потопила в крови попытки установления власти рабочих и солдатских депутатов в Берлине, Бремене, Мюнхене. Из поражения германских левых в Москве были сделаны лишь тактические выводы. Никто из сторонников Ленина не решился поставить под вопрос идейные основы «мирового большевизма», освященные авторитетом вождя.

Использование военной силы для разгрома «спартаковского восстания» в январе 1919 года и убийство лидеров КПГ Карла Либкнехта и Розы Люксембург стало для большевиков лишним подтверждением того, что правовые механизмы являются лишь удобным прикрытием для буржуазной диктатуры классового насилия. В случае если речь зайдет о жизни и смерти, она не остановится ни перед каким кровопролитием для того, чтобы защитить свою власть.