Устал рождаться и умирать - стр. 37
Фан Тяньбао нагнулся, чтобы осмотреть мою колотушку, потом подбежал к ослице семьи Хань, задрал ей хвост и авторитетно заключил:
– Получилось, могу гарантировать: погодите чуток, и в доме почтенного Ханя будут растить осленка.
– Ну, почтенный Хань, присылай пару шэнов [65] черных бобов, моему черному ослу здоровье поправлять, – с серьезным видом заявил Лань Лянь.
– Ага, жди больше! – хмыкнул Хань.
Тут подбежали прятавшиеся в зарослях. Ступали они легко, но двигались как-то скрытно, сразу видно – никакие не крестьяне. Их вожак, коротышка с остренькими глазками, остановился перед волками, наклонился, ткнул одного в голову, другого в брюхо и проговорил с удивлением, к которому примешивалась досада:
– Вот они, эти два гада, столько нам насолили! – Другой повернулся к остальным и громко провозгласил:
– Ну вот и славно, можно доложить, что задание выполнено.
– Вы, наверное, таких зверюг и не видывали? – не без самодовольства обратился еще один к Лань Ланю и остальным. – Это вам не дикие собаки, это большие серые волки, таких на равнине не часто встретишь, они сюда из степей Внутренней Монголии [66] пробрались и много чего по пути натворили. Бывалые, хитрые и коварные, зверствовали в этих краях больше месяца, загрызли с дюжину лошадей, коров, даже одного верблюда. Следующими жертвами могли стать и люди. Узнай в уезде про это, не обошлось бы без паники. Поэтому мы негласно составили партию по их уничтожению, разделились на шесть групп, искали день и ночь, засады устраивали. И вот теперь им конец. – Он пнул мертвого волка и выругался: – Не думал, скотина, что наступит сегодня!
Предводитель охотников прицелился в голову волка и выстрелил. В вырвавшейся из дула яркой вспышке и белом дымке голова волка исчезла. Она разлетелась, как голова Симэнь Нао, и окрасила камни бело-красным.
Другой понимающе усмехнулся, поднял свое ружье и прицелился во второго волка. После выстрела в брюхе образовалась дыра с кулак величиной и вытекла грязная масса.
Глядя на то, что они творят, Лань Лянь и все остальные аж рты разинули, потом стали растерянно переглядываться. Пороховой дым рассеялся. Звонко и мелодично журчала вода, откуда-то издалека прилетела огромная стая воробьев, по меньшей мере сотни три. Они поднимались и опускались темной тучей, потом усыпали кусты тамариска – ветки согнулись, как усыпанные плодами деревья, и окрестности песчаной гряды наполнил жизнерадостный щебет. И тут послышался тонкий, как паутинка, голос Инчунь:
– Что это вы задумали? Зачем стрелять в мертвых волков?
– Хотите чужое себе в заслугу приписать, мать вашу?! – возмутился Лань Лянь. – Волков мой осел прибил, вы тут ни при чем.
Главный охотник вытащил из кармана две новенькие купюры и засунул одну под узду мне, а другую, отойдя на несколько шагов, – Хуахуа.
– Думаешь заткнуть нам рот своими бумажками?! – взвился Лань Лянь. – Не выйдет.
– Забери назад деньги, – решительно заявил каменотес Хань. – Волков наши осел с ослицей забили, добыча эта наша.
Охотник презрительно усмехнулся:
– Если на все закрыть один глаз, и вам, и нам хорошо будет, братья. Да вы хоть весь рот в кровь сотрите, никто не поверит, что ваши ослы сумели расправиться с волками. Тем более есть такое явное доказательство, как разнесенная пулей макушка одного волка и дыра навылет в брюхе другого.