Устал рождаться и умирать - стр. 31
Слава небу, нынче время мирное! А в такое время самцу-ослу не грех встретиться с любезной ему самочкой. Место встречи выбрали у реки – там журчит вода на мелководье, серебристыми змейками отражается свет звезд и луны. А еще негромко стрекочут осенние сверчки и цикады, веет прохладный ночной бриз. Я свернул с дороги, миновал песчаную отмель и остановился посреди речки. Дух воды щекотал ноздри, глотка иссохла, хотелось пить. Хлебнул, но немного: ведь еще скакать и скакать, а надуешься воды – она и будет булькать в животе. Выбравшись на противоположный берег, потрусил по тропинке, которая вилась, то исчезая, то вновь появляясь, между зарослей тамариска, поднялся на песчаную гряду и остановился на вершине. В ноздри ударил ее запах – он вдруг стал такой насыщенный, такой сильный. Сердце заколотилось, ударяясь в грудную клетку, кровь забурлила, от возбуждения я и реветь уже не мог, а лишь издавал отрывистое ржание. Желанная ослица, сокровище мое, самая драгоценная, самая близкая, самая сокровенная! Как хочется обнять тебя, обхватить всеми четырьмя ногами, поцеловать твои ушки, глазки, ресницы, розовый носик и цветочные лепестки губ. Ты самая близкая, самая дорогая, боюсь лишь, не растаяла бы ты от моего жаркого дыхания, не рассыпалась бы, когда заберусь на тебя. Моя малышка с крохотными копытцами, ты уже так близко. Ты не подозреваешь, малышка, как я люблю тебя.
Я рванулся на запах, но спустился по склону лишь наполовину, когда открылась картина, от которой я слегка оторопел. Моя ослица носилась среди тамарисков, вертясь во все стороны и то и дело взбрыкивая. Она ни на минуту не прекращала громкий рев, чтобы нагнать страху на двух крупных волков, которые оказывались то спереди, то сзади, то справа, то слева от нее. Не торопясь, без видимого напряжения, они раз за разом атаковали ее полуиграя, полувсерьез, то по одному спереди и сзади, то вдвоем справа или слева. Коварные и жестокие, они терпеливо изматывали мою ослицу, ее силы и дух, ожидая, когда она устанет и рухнет на землю. А уж тогда они набросятся на нее, перегрызут горло, сначала выпьют кровь, потом располосуют брюхо и сожрут сердце и печень. Встретить такую слаженную, действующую заодно пару волков ночью на песчаной гряде для осла значило верную смерть. Эх, ослица моя, не встреть ты меня, не уйти бы тебе от злой судьбы сегодня ночью – тебя спасла любовь. Есть ли что в этом мире, отчего осел убоится смерти и храбро не бросится на врага? Нет и быть не может. И, издав боевой клич, я, Осел Симэнь, пустился вскачь под горку прямо на волка, мчавшегося позади моей возлюбленной. Из-под копыт летел песок, вздымались облачка пыли, я скакал с командной высоты, и даже тигру, не говоря уже о волке, лучше было не вставать на пути такого грозного снаряда. Волка я застал врасплох – столкнувшись со мной, он пару раз перекувырнулся и юркнул в сторону.
– Не бойся, любимая, я с тобой! – повернулся я к ослице.
Она прижалась ко мне, грудь ее вздымалась, она тяжело дышала и обливалась потом.
Губами я ущипнул ее за шею, чтобы успокоить и придать бодрости:
– Не бойся, не переживай, я с тобой; что нам страшиться этих волков – сейчас расколочу им головы стальными подковами!
Волки стояли плечом к плечу, поблескивая зеленью глаз, похоже, страшно обозленные тем, что я словно с неба свалился, но отступать не собирались. Если бы не я, они уже лакомились бы ослятиной. Я понимал, что просто так эта спустившаяся с холмов парочка не уйдет, такой случай они не упустят. Им бы загнать бедного осла на песчаную гряду, чтобы там, среди зарослей тамариска, ослиные копыта завязли в песке. Так что выиграть эту схватку можно, лишь поскорее покинув гряду. Я велел ослице идти вперед, а сам отступал задом. Шаг за шагом мы поднялись на вершину. Волки поначалу следовали за нами, потом разделились и забежали вперед, чтобы внезапно напасть с фронта.