Ускользающая почва реальности. Сборник - стр. 14

В этот же день мне позвонил полицейский инспектор и сообщил, что моя бывшая жена мертва. Меня вызвали на допрос в участок. Это было вполне понятной мерой, бывший муж, выплачивающий алименты, всегда является подозреваемым. Мне было радостно уже от того, что меня пригласили, а не арестовали. Значит у них ничего на меня нет. В участке следователь поговорил со мной весьма вежливо, задал несколько вопросов, самым опасным из которых был – где я был вчера в десять вечера. Сесиль в это время уже спала и понятия не имела, что меня не было дома, так что я просто сказал, что спал в своей кровати. Никакое более весомое алиби было для меня невозможно. Меня достаточно быстро отпустили, я держал идеальную мину, шутил и улыбался, был совершенно спокоен, надеясь, что следователь не заметил мои дрожащие ноги и не проверил унитаз в участке, куда я отлучился, облегчившись нервным поносом.

Прошло еще несколько дней, которые показались мне месяцами. В один из дней мне постучали в дверь и арестовали меня. Вначале я содержался в одиночной камере, потом мне предъявили обвинения и показали кадры с записи видеонаблюдения одного из частных домов, где было видно, как темная фигура идет по улице, а потом, с камеры другого дома, видно как уже иду я, в тот же час, по той же улице, хотя никого кроме темной фигуры не было в этот миг на этой улице до этой видеосъемки со мной. Доказательство не стопроцентное, но от которого нельзя отвертеться в суде присяжных. Меня поместили в эту зловонную клоаку с наигрубейшими представителями нашего общества, в которой меня хотя бы не гнобили, в силу моего умопомешательства. Как только я вошел в камеру, я набросился на самого крупного здоровяка, покусав его и сломав об стену и койки несколько стульев, истекая слюной, специально для этого представления. Играть буйного психопата было выгодно и от меня отстали, даже побаивались. Изоляция в карцере была для большинства наказанием, для меня же это было спасением, ибо быть наедине с собой было куда лучше, чем быть так же наедине с собой, в изоляции от людей, но в окружении этих существ, способных навредить мне. Я стал понимать свою кошку, для которой низкие существа, вроде людей, были худшей альтернативой жизни на улице, пусть и на холоде, в одиночестве, но все же свободной и без этих тварей, недостойных ее. Бороться за свою невиновность я не стал, за неимением оной. Доказательства были так прочны, что оспаривать их было бы смешно, хватит с меня этих цирков. Достаточно и того, что устроила Камилла в первой моей жизни, второй раз на ее причуды я не куплюсь. Меня осудили на смертную казнь, губастая Сесиль была безутешна. Надеюсь, что с такими губами она скоро найдет себе нового ухажера, обладающего столь же крупной опухолью в мозге, как у нее на лице. Должен отдать ей должное, она была со мной до конца. Носила мне передачи, встречалась со мной на разрешенных тюремных свиданиях, только на саму казнь она не явилась. За стеклом, отделяющим аквариум с койкой для смертельных инъекций от счастливых рядов зрительного зала, с восседающими зрителями, сидели только журналисты и родители Камиллы. Видимо, от цирка Камилла меня не смогла избавить и в этой реальности. Что ж. Show must go on11. Шут лег на койку и закрыл глаза. Что было до?