Ушли, чтобы остаться - стр. 34
– Еще настоящий джентльмен: в первое же наше утро в тундре встал ранехонько и принес невесть где раздобытые маки, не пахнущие, но все равно красивые. Очень заботливый и упрямый. Я ему: «Иди в номер отсыпаться», а он: «Это безнравственно бросать тебя»…
Вислов слушал и удивлялся:
«Кто он ей, этот Павлик? Муж, жених?..»
Послушать приехавшую на практику в Малоземельную тундру, выходило, что ее Павлик способен на самые решительные поступки, начитан, много знает и умеет, одним словом, мечта любой девушки, пример всему мужскому сословию.
С опозданием Вислов вспомнил, что следует прибрать в номере, сгреб со стола грязную посуду, собрал корки, остатки колбасы и, когда обернулся, замер: девушка прилегла на кровати, склонила голову на подушку и спала, причмокивая губами.
Стараясь, чтобы не скрипнули половицы, Вислов покинул номер, присел у стойки администратора на стол, который недавно занимала студентка.
«Даже не верится, что так могут любить. Считал, что на такую любовь способны только мужчины, а тут пигалица…»
В размышлениях не заметил, как рядом появился экипаж.
– Чего скучаешь? Мы специально ушли, чтоб тебя не беспокоить.
Бортрадист не успел остановить друзей, как Жилин распахнул дверь номера.
– Вот это кадр! Картина почище чем в Третьяковке. Мы-то, дубины, считали, что наш Степочка храпака дает, а он паву отхватил! Как говорится, потянуло на любовь!
Вислов оттер Жилина, закрыл перед его носом дверь:
– Не мели чепухи!
– Молчу! – Жилин поднял руки. – Одного не понимаю: ты тут, а она там – рокировка не в твою пользу.
– Еще подышим, – предложил Вислов.
Экипаж покинул ресторан только после напоминания официантки о закрытии. На крыльце Жилин всмотрелся в небо:
– И завтра, как пить дать, нелетная погода.
– Не накаркай! – ответил командир, но штурмана было невозможно остановить:
– Могу идти на любой спор, что порт не откроют. Все полеты, в том числе местных авиалиний, запретят. Не верите – звоните диспетчеру или синоптикам. Раз погода устроила сабантуй, можно горе залить портвейном.
Жилина никто не поддержал, не напомнил, что после возлияния всех снимут с рейса.
До гостиницы по пружинящей под ногами деревянной мостовой шли молча, в конце пути Жилину надоело молчание и он фальшиво затянул:
– Н-нда, – выдавил из себя командир, и никто не понял: осуждает испортившуюся погоду или рад пребыванию на земле.
Дверь в номер Вислов открыл неслышно. Девушки на кровати, как и плаща, сапог, не было. Дежурная сказала, что поселила студентку до утра в кабинет заведующего. Ноги сами привели к обитой клеенкой двери, за которой слышались приглушенные голоса: первый принадлежал девушке, второй был мужской.
– Не спорь и пей, не забывай про сгущенку. Ужас, как исхудал – настоящие мощи, краше в гроб кладут. Придется откормить, иначе решат, что я морила тебя голодом. Ешь, пей и не смотри волком, точнее, оленем. У них глаза тоже блестят, словно плачут…
– Второй стакан выдул. И ты тоже пей, закусывай.
Вислов приоткрыл дверь на узкую щелку и увидел нескладного, худющего, с непропорционально длинными руками парня в тельняшке. Поблескивая линзами очков, парень лакомился сгущенкой. Сокурсница тем временем не сводила с него влюбленного взгляда…