Ушедшие на небеса - стр. 6
Спали в блиндажах, оборудованных своими силами, правда, всегда разных, огневых позиций по их душу было немало. Обустроили один к вечеру, здесь и отдыхали, в пяти километрах новый подготовили, там и ночь провели. Буржуйки не топили, дабы не открыть позицию. Опасно. Но и холодно. И это чувство холода преследовало его постоянно. Лишь утром топор и лопата грели, да горячий чай, а чтобы он был горячим – следили все, командиры и бойцы, да и повара знали – кашу холодной можно проглотить, но чай, чай всегда должен быть горячим.
На оборудованных позициях, в окопах, наблюдательных пунктах шла учёба. Многое молодняку рассказывали в учебных подразделениях в Дорогобуже. Но на местности, где предстояло воевать, вся та учёба оказалось азбукой. Буковки той азбуки он учился складывать именно сейчас. Именно здесь, на местности ему и товарищам стало понятно, что такое линия огня, сектор обстрела, откуда ждать поддержку, сигналы и команды, порядок связи с командирами, соседями и так далее. Оказалось, при всей простоте терминологии военная окопная наука – штука сложная.
К первому октября расчёт Кузьмина задачи по оборудованию огневых позиций выполнил. Командир роты разрешил убыть к постоянному месту дислокации.
День был дан на отдых.
Добирались в роту гужевым транспортом. Повозки, доставившие на передовую снаряды и патроны, возвращались как раз в их позиционный район. Повезло, всё не пешком по лесам и выселкам семь километров топать.
Первым их встретил старшина Тихонов.
– Кузьмин, давай быстрее, баня истоплена, бельишко смените.
И здесь повезло. Неделя в окопах в обнимку с лопатой и ломом и вот подарок – настоящая банька. Стас бань не видел, в их деревеньке принято было мыться в печи, а летом в пруду и речушке полоскались. А здесь настоящая хуторская семейная банька. Старшина где-то и веники раздобыл. Правда, когда они с Петровичем да ещё два бойца залегли на полок, те веники были уже просто метлой. Но ничего, и этими прутьями они отхлестали друг друга по первое число. Не меньше часа длилось удовольствие. И лишь стук в дверь да шум желающих помыться, выдавил бойцов из парилки. В тамбуре распаренные, белые с красными полосами от веника тела ожидало свежее бельё. Не белоснежное, но отлично отстиранное и даже глаженое.
Тихонов распоряжался в предбаннике. По его раскрасневшемуся лицу было видно – кроме пара, его организм принял и спиртное. Ну что же, задачу помыть людей он успешно выполнил, ротного попарил, замполита, все взвода прошли, последние домываются. Это ли не повод на грудь принять. Старшина сегодня ещё и чудо-чай организовал. Одному Господу известно, где он раздобыл настоящую заварку, но чай действительно был первого класса.
Кузьмин с Поповичем, получив по кружке, причмокивая, охая и ахая, с сахарком вприкуску пили этот чудо-напиток. Присоединились к ним и два бойца, с которыми сидели в парилке. Разговорились. По говору Стас узнал в одном из солдат земляка.
– Белорус?
Боец живо откликнулся.
– Да! Нарочанский[3] я.
Станислав обрадовался.
– Да ты что, а я из Бедунок. Это же в восьми километрах от нас. Как звать?
– Горбовский я. Пётр.
– Уж не Богуслава ли Васильевича родня?
Горбовский привстал от неожиданности.
– Сын его.
Земляки обнялись. Надо же, вдали от родных мест Станислав встретил родного человека, и не просто земляка, родню. Дело в том, что Богуслав Горбовский приходился троюродным дядькой Стасу. До войны Поповичи не раз бывали в деревне Кобыльники, где жили Горбовские, и, вполне возможно, вихрастые мальчишки вместе гоняли по двору пана Богуслава. Пётр так же служит в роте ПТР, прибыл с командой три дня назад, назначен в третий взвод. Радости парней не было границ. Они знали – встречаться будут редко, расчёты ПТР, как правило, придаются на усиление подразделений разных участков боевых действий, но само понимание того, что рядом есть родной человек, бодрило.