Усадьба Сфинкса - стр. 22
…Раннее осеннее утро, сквозь плотные тучи едва пробивается тусклое свечение нехотя просыпающегося солнца. На узкой улице пусто; еще только зажигаются первые окна, за которыми кое-как под назойливые призывы будильников выбираются из вязкого утреннего сна обитатели окрестных домов; покрытые каплями влаги автомобили не тронулись с места, и прохожие, зябко поеживаясь, еще не зашагали к метро; только какая-то фигура в бесформенном длинном плаще маячит во мгле, ведя на поводке большого понурого мокрого пса.
У четырех человек, вышедших из такси у парадной четырехэтажного дома красного кирпича, напряженные и немного растерянные лица, как у людей, нечасто сталкивающихся с бедой. Они поднимают головы и смотрят наверх: три окна на четвертом этаже безнадежно темны, рама одного чуть-чуть приоткрыта. За поблескивающими в свете фонарей стеклами застыла пугающая неизвестность.
– Ну, заходим, – неуверенно проговорил кто-то.
Стены полутемной парадной лестницы отзываются шепотом эха на шорох шагов. Мужчины тяжело дышат, женщины переговариваются негромко:
– Мы уже разное думали, может быть, ушли в гости к кому-то, а телефоны дома оставили, или не зарядили вовремя и не заметили, а может быть, их обокрали, и они сейчас в полиции заявление пишут…
За дверью квартиры непроницаемая ватная тишина. Тускло звякнула связка ключей. Лязгнул, отпираясь, замок, раз и другой. Дверь дернулась, но не открылась: ее держал засов, задвинутый изнутри.
– И вот тут нам стало ясно, что случилось какое-то страшное несчастье. Я немедленно позвонила хозяйке квартиры, она неподалеку живет и сразу пришла, и тогда уже вызвали специальную службу, чтобы вскрыть дверь…
Четверть часа, когда ждали хозяйку, и потом еще полчаса, пока через просыпающийся город спешили мастера взлома, они почти непрерывно звонили, раз за разом нажимая кнопку, откликающуюся пронзительным зуммером за запертой дверью, разрываясь между надеждой услышать шаги и звук отпираемого засова и ужасом осознания, что этого не произойдет. Нет ничего хуже ожидания тогда, когда беда уже очевидно стряслась и разбуженная тревогой фантазия рисует образы и ситуации, одни страшнее других, но, как бы ни были ужасны созданные воображением чудовищные картины, реальность очень часто их превосходит…
– Дверь наконец вскрыли, и я вошла первой. Знаете, я еще на лестнице чувствовала этот запах, а в квартире он был густой, как патока…
Недвижный сумрак квартиры был полон густым цветочным ароматом. Слева от входа светилось окно кухни, на вешалке в коридоре висела одежда, стояла на тумбочке женская сумочка. Дверь в комнату была закрыта. Из-под нее сочился холодный сквозняк и запах цветов. Катерина Ивановна, шедшая первой, толкнула дверь, открыла и остановилась на пороге, будто наткнувшись на стену. Через мгновение сзади пронзительно вскрикнула и упала, лишившись чувств, мама Вадима.
– Знаете, мертвое тело выглядит жутко неправдоподобно, как будто какой-то чудовищный манекен, чья-то злая пародия на человека, которого ты знал и любил…
В неверном сероватом свете, льющемся из двух высоких окон, труп на стене был похож на видение, явившееся из кошмарного сна. Вадим висел между окон на коротком, вбитом в стену крюке; лицо с искаженными смертью чертами казалось синюшной маской с искривленными черными губами. Веревочная петля, глубоко вонзившаяся в его шею, была короткой, и голова упиралась затылком в крюк, закрывая его, отчего казалось, что труп повис в воздухе, удерживаемый неведомой силой. У его ног стояла снятая со стены большая картина в тяжелой раме.