Уровень Сампи - стр. 19
Она все-таки оторвала башку от горы подушек и потянулась губами к соломинке, погруженной в большую пиалу с зеленым травяным чаем – холодным-холодным, в доме было не более пяти градусов выше нуля, ничего удивительного, уже октябрь.
«Надо закрыть окна, – подумала она. – Закрыть окна и затопить очаг. Дурман выветрился. Теперь надо согреться… Муточерт бы побрал этих москвичей, как они меня достали!»
Она не знала, откуда в ее лексиконе это словечко – «муточерт». Оно могло быть, например, из сна. Ей такие сны всю жизнь снятся, что вообще! И про то, что в далеком, прекрасном мире у нее есть ручной дракон. И что она там живет в шикарном доме. И что у нее из ладоней тянутся цветные нити. И что она там красавица-раскрасавица. И что… В общем, много всего снится. Лучше об этом не думать. Ничего этого нет и никогда не было. В реальности она – уродка с ужасным носярой, больше похожим на вороний клюв. С таким – только в шаманки.
Когда-то в детстве, классе в пятом, мать возила ее в клинику в Петропавловск-Камчатский. Там ей сделали рентген, то есть снимок носа, прокололи палец, забрав каплю крови, а потом заявили, что операции в три этапа лучше делать через несколько лет, когда ребенок подрастет и кости полностью сформируются. Мама узнала примерные цены на операции, ничего не сказала, и они поехали обратно домой. Денег на первый этап им было бы не собрать, даже если все продать до последнего носка. Да и кто купит носки?! Средства на дорогу в тот раз дала тетя, мамина сестра. А в их доме бабла никогда не водилось: отец пил без остановки, мать – не так чтоб пила, но всегда болела, все, на что ее сил хватало, – наряжать дочку да делать ей прически, приводить ежедневно в порядок огромную копну упругих черных волос.
От мамы в наследство достались украшения для волос – удивительные, магические, из костей рыб, из бивней попавших в вечную мерзлоту мамонтов, из яркой пряжи, из дерева… От отца наследство было сомнительней: бубен да способность впадать в транс. После транса она едва вспоминала прошлое. Иногда ей казалось, что ее прошлое – и вовсе не ее. Сегодня память была похожа на разбитое зеркало, осколки воспоминаний были свалены в горку в районе затылка. А виски и лоб танцевали под бубен с трещотками.
Она все-таки встала, доплелась до окошек, закрыла. Левое, которое ближе к печи, – на две щеколды. Правое, над циновками и козлиной шкурой, пришлось подпереть поленом, соорудив шаткую конструкцию из табурета, пластикового контейнера и полена. Теперь нужно было выйти за дровами под навес и растопить печь.
Во дворе ее стало тошнить зеленой водой. У нее и раньше такое бывало после магических сеансов. Это от голода. Надо поесть рыбы, выпить горячей крапивы, а лучше сбора, и пройдет. Но сначала – печь.
Спустя пару часов стало ясно: на этот раз что-то пошло не так. Тошнота не отступала, а даже усиливалась, теперь ее выворачивало не зеленой водой, а зеленой водой с розовыми кусками лосося. И бубен в голове продолжал тумкать под трещотки с бубенчиками. Одна радость: клиент оказался честным, деньги из шкатулки не забрал, ценного ничего не спер. А то всякое бывало.
– Ничего, ничего, все хорошо! – зашептала она сама себе. – Сейчас отогреюсь, отосплюсь, – отпустит.
Клиент вернулся на следующий день, ближе к полудню. Нежданчик.