Размер шрифта
-
+

Уровень дзета - стр. 9

– Ладно, ерундиссимо с плюсом, – пробормотал он. – Может, это мне все снится или мало ли что. Когда все окончится, спрошу у Димы, что это было.

Но пока что ничего оканчиваться не собиралось.

Нос все еще чесался. Дюшка попробовал потереться им о плечо, но потом плюнул и потер рукой. Нить вроде бы не мешала.

Нос больше не чесался.

Дождь продолжал моросить.

Земля под ногами покачивалась.

Клюшкин стоял дурак дураком и не знал, что делать. Попробовал хотя бы сесть, но, опустившись на одно колено, передумал. Ну вот, теперь еще и левая брючина мокрая и грязная!

«А вдруг это надолго? Лет на сто? – с ужасом подумал он. – Что делать-то? Что же делать?!»

Спустя примерно муточас, а может, и мутодва Клюшкин начал беспокоиться всерьез. Часы, которые носила консьержка Мария Клушкина, так и остались на Дюшкином запястье после того, как ему вернули его родной облик. Но они стояли. Не показывали ни мутовремя, ни время Земли-4, ни какое-либо другое. Вероятно, в межмировом, космическом или как его там, пространстве примитивные механизмы не работали. За эти час-два Клюшкин совершенно промок, извазюкался в грязи, ухитрившись упасть на ровном месте (всего-то шагов пять в сторону сделал – и на тебе!), несколько раз звал на помощь Диму и Рона и даже на всякий случай оперхрюкнул, отправив в игольчатую дождливую взвесь один из самых отчаянных сигналов. В конце концов он решил идти.

– Надо как-то отметить это место, – пробормотал он, озираясь в поисках ветки или камня.

Не найдя ничего подходящего, решил идти просто так.

– Пойду на север! – громко провозгласил он, растерянно повертел головой (туман со всех сторон был совершенно одинаковым) и решительно добавил, махнув рукой в никуда: – Север у нас будет там!

Шагать в тумане с непривычки было стремно. Все- таки это не платформа реалитивизора, которая послушно вращается под ногами в любую сторону, а ты остаешься на месте. Тут – другое дело! То кочка под ногой, то ямка под другой…

Впрочем, кроме кочек и ямок, ничего не менялось. Пройдя примерно тысячу шагов, Клюшкин расслабился, раззевался и – бумц! – врезался лбом и коленкой в здоровенный темно-синий щит, на котором белой флуоресцентной краской были накаляканы какие-то кривули и значки. Самая большая кривуля-закорючка в самом центре щита была ярко-желтая, с золотистомедным отливом.


Диди. Эта «кривуля» красуется и на обложке этой книги.


– Сто тыщ сусликов, муточерт вас всех раздери! – выругался он, схватился за лоб (синее сияние ладоней на этот раз его не остановило) и уставился на каляки. – Эй, есть тут кто?

Тишина. Дюшка вздохнул и, продолжая держаться за лоб (хорошей шишки не миновать!), обошел щит. На заднике каляк не было, были слова. Много букв на нескольких языках. Одиннадцатая по счету надпись, единственная из всех на родном языке, гласила:

«Все нетривиальные нули дзета-функции Румана имеют вещественную часть, равную одной второй».


Диди. Мы, земляне-12, смогли бы прочесть на этом щите только двенадцатое предложение. Оно было на английском и в переводе на русский звучало так: «Все нетривиальные нули дзета-функции Римана имеют вещественную часть, равную одной второй». Разница в одной букве. Просто на Земле-11 жил математик по фамилии Руман, а на нашей – Риман. А нетривиальные нули – они на любой планете одинаково нетривиальные.

Страница 9