Уроки Германии - стр. 2
Было уже темно, когда мы вышли из туннеля вокзала В. на маленькую площадь, которую обрамляли одноэтажные павильоны: ресторан, пивная, кафе, буфет; все они были закрыты. Светофор горел, машин видно не было, мы перешли улицу на красный свет и свернули налево, следуя указаниям, полученным по электронной почте. Дорога вела через парк под гору. Вокруг не было ни одного дома, и Рипсик усомнилась, в правильном ли направлении мы идем. «Я сверился со своими записями в поезде», – запротестовал я. «Проверь еще раз», – попросила она. Я сердито вздохнул, скинул на мокрый асфальт тяжеленный рюкзак и поискал в карманах куртки блокнот. «Все верно», – отыскав нужную страницу, пожал я плечами, снова взвалил рюкзак на спину и зашагал дальше. Возобновился знакомый скрип: это Рипсик тянула за собой чемодан на колесиках. «Осторожно!» – вскрикнула она вдруг. Я остановился резко и как раз вовремя, еще немного, и я плюхнулся бы с причала в темную воду озера В. «Ты что, не видишь, куда идешь?» – сокрушалась Рипсик, пока я нервно озирался, все еще надеясь увидеть поблизости освещенные окна. «Может, ты оставишь меня с вещами здесь, вернешься к вокзалу и спросишь у кого-нибудь дорогу?» – продолжила Рипсик. Не найдя иного решения, я согласился с ее планом. «Если кто-то начнет к тебе приставать, кричи! – велел я и пошел вверх по склону самым своим быстрым шагом. На остановке автобуса стояло несколько человек, я попробовал заговорить с одним, другим, третий даже знал английский, но о месте нашего назначения он никогда не слышал. Я прошел еще немного вперед в противоположном направлении, свернул за угол и увидел прямо перед собой ворота и большую медную табличку рядом с ними: «Томас Манн Хаус».
– Удивительно, что немцы оказались такими путаниками, – сказала Рипсик, когда я вернулся к ней с известием, что указания, полученные нами, оказались неверными, – я всегда считала, что они народ чрезвычайно точный.
Перед «Томас Манн Хаусом» раскинулся широкий газон, который обвивала знакомая мне по балто-немецким мызам круговая дорожка. На первом, с высокими потолками, этаже виллы когда-то, очевидно, располагались жилые помещения – столовая и большой зал для танцев, библиотека, кабинет и зимний сад. Темный паркет, стены, обшитые резными панелями, картины – все свидетельствовало о богатстве и хорошем вкусе владельцев. В фойе стоял рояль – кто знает, может на нем играли этюды дети как негоцианта, так и еврея. Поднявшись по широкой, украшенной круглыми, напоминавшими фонари лампами лестнице, мы попали на второй этаж, тоже с высокими потолками, где раньше размещались, скорее всего, спальни и ванные комнаты и где теперь устроился многочисленный персонал «Томас Манн Хауса». Однако на этом роскошь и респектабельность заканчивались. На третий этаж, где находились комнаты для гостей, пришлось лезть по узкой, крутой лестнице.
– Это наш самый большой, двухкомнатный номер, – пояснил Йенс Йоахим Шульц, тощий, в очках замдиректора «Томас Манн Хауса», услужливо открывая дверь напротив лестницы – в ожидании нашего прибытия он задержался на работе допоздна.
Мы вступили в просторную комнату с низким потолком, стены которой, как тому и положено в мансарде, были не вертикальными, а наклонными – тогда я еще не знал, как часто буду стукаться о них головой. Посреди помещения маячило, как привидение, нечто, соединяющее пол с потолком, то ли квадратная колонна, то ли еще какая-то подпорка, а дверь в дальнем конце вела в малюсенький кабинет.