Уроки Германии - стр. 13
– У меня была та же самая идея, – сказала Рипсик, – странно, как мы иногда даже ошибаемся одинаково.
Сказала и закашлялась. Когда Рипсик кашляет, это что-то страшное, у меня всякий раз возникает ощущение, будто у нее в груди разъезжает газонокосилка.
– Проклятый Лейпциг, – выругался я.
Приступ кашля закончился, но Рипсик на всякий случай не ответила, чтобы не спровоцировать новый. Термометр запищал, Рипсик вынула его и посмотрела.
– Сколько?
Она молча протянула термометр мне.
– Тридцать восемь и два. Значит, к вечеру может подняться до тридцати девяти.
Я сел к телефону.
– Ульрика обещала посмотреть в Интернете, где ближайшая дежурная аптека, – сказал я, положив трубку.
– А кто туда пойдет? Ульрика и сама болеет.
– Я пойду.
– Никуда ты не пойдешь, я не позволю. У тебя еще вчера было тридцать восемь.
– Ничего, сегодня я чувствую себя уже неплохо.
– Неплохо! Ты почти ничего не съел.
– Аппетита нет. Слабость, – объяснил я.
Телефон зазвонил.
Рипсик вздохнула трагически.
– Если ты действительно собираешься идти, попроси, чтобы Ульрика тебе сказала, как спросить средство от кашля, не отхаркивающее, а такое, которое его подавило бы, чтобы я смогла ночью спать.
– Для начала я намерен узнать, как по-немецки горчичник.
Рипсик вздохнула еще трагичнее, но спорить не стала.
– Тебе везет, – сообщил я, закончив разговор с Ульрикой. – Немцы о горчичниках даже не слышали. Темный народ.
Рипсик заметно обрадовалась, больше горчичников она ненавидит только лук. Я достал из кармана куртки карту Берлина.
– Конечно, здесь нет именно того района, куда мне надо ехать. Ладно, найду.
Я встал и начал одеваться.
– Не беспокойся, если я немного задержусь, это довольно далеко.
На улице было тепло, светило солнце, такой погоды мы в Германии еще не видели. Я не осмелился сесть на автобус, поскольку точно не знал, где надо сойти, проехал на S-бане четыре или пять остановок и дальше прошел пешком километра три, не меньше. А может, и все четыре. На полпути я устал, хотел взять такси, но водитель везти меня отказался, пояснив, что это близко. Меня донимала слабость, а поскольку я на всякий случай оделся потеплее, то скоро вспотел. Наконец я нашел аптеку, купил что надо и поехал обратно уже на автобусе.
– Это должно быть именно то лекарство, которое ты хотела, – сказал я.
– Спасибо. Ничего, если я сегодня не буду готовить обед? У меня просто нет сил. И еще эта лестница… Выйди, поешь в ресторане.
Это был один из немногих дней за годы нашего брака, когда Рипсик оставила меня без обеда из трех блюд. Впрочем, я не разрешил бы ей готовить, даже если б она сделала такую попытку. Я снова вышел. По случаю хорошей погоды столики из привокзального ресторана вынесли на улицу, я сел и заказал клопсы по-кенигсбергски, потому что название этого блюда возбудило во мне приятные воспоминания об эстонских отбивных. Когда мне вместо куска жареного мяса принесли две большие вареные пресные фрикадельки в каком-то приторном соусе, я был шокирован, однако хоть и с трудом, но все-таки проглотил еду, движимый не столько чувством голода, сколько сознанием того, что платить все равно придется. Согрелся на солнышке, позавидовал берлинцам, которые, пока мы боролись с болезнью, весело, семьями проводили время в своем «излюбленном месте отдыха», потом вернулся в «Томас Манн Хаус», поднялся на третий этаж и тоже лег. Я взял в дорогу «Черный обелиск», естественно, я читал его и раньше, но Ремарк тот автор, которого можно перечитывать неоднократно. Открыл книгу и, пробежав пару страниц, тихо засмеялся.