Уродка: блуждая в потёмках истин - стр. 12
Тогда же Квентин сообщил, что совсем недавно в поселении номер четыре (бывшая Смрадная топь) мать признала в захваченном в плен молодом крысолюде своего сына, унесённого крысами тринадцать лет назад. По возрасту совпадало, ибо крысолюду этому и в самом деле нельзя было дать больше шестнадцати лет (а в момент похищения ему всего три годочка было), но главное – родинка у парня была весьма приметная на правой щеке. Именно по этой родинке мать его и опознала.
Рыдая от счастья, бросилась она к сыну, обнимала его, целовала, называла сыночком и Игорьком, пытаясь этим пробудить в парне хоть какие-то воспоминания о прошлом. Но всё было напрасно… а потом крысолюд как-то изловчился и вцепился зубами в шею предполагаемой матери (руки-то у него оставались связанными за спиной). Но, даже корчась на земле и содрогаясь в предсмертных судорогах, несчастная женщина, захлёбываясь собственной кровью, всё ещё пыталась сказать сыну что-то ласковое и ободряющее, а он просто смотрел на неё сверху ненавидящим взором и лишь яростно скалился и жадно облизывал окровавленные губы…
Тряхнув головой и словно освобождаясь этим от тягостных раздумий, я вновь взглянула на лежащего у моих ног паренька. Потом опустилась на колени и, перевернув труп, принялась внимательно его осматривать. Не надеясь, впрочем, узнать хоть что-либо новое, ибо тщательно осматривали уже крысолюдов до меня: и мёртвых, и пленённых живыми…
Но так ничего и не выяснили. Даже разговорить пленников как следует, и то не смогли. Так до сих пор и неизвестно, все ли крысолюды на человеческом языке могут изъясняться или только некоторые из них. Что все они наш язык хорошо понимают, в этом никакого сомнения даже не возникает, а вот насчёт разговора…
Кстати, пленённые крысолюды погибали на удивление быстро, даже ежели к ним никаких мер воздействия не принимали. А ежели принимали – то почти мгновенно.
Никаких признаков, указывающих на хирургическое вмешательство, на телах обследуемых крысолюдов так и не было обнаружено. Не было даже застарелых шрамов или просто следов от крысиных укусов, а это значит, что к своим приёмышам крысы относились весьма и весьма гуманно. В том смысле, что физически их не истязали, принуждая к безусловному повиновению.
Но, может быть, изо дня в день истязали психологически?
– Это крысолюды, да? – несмело поинтересовалась Анжела.
Не отвечая, я лишь молча кивнула.
– Чего они хотели?
Хотелось бы мне самой знать это. Одно ясно: вряд ли Уигуин пыталась покончить со мной столь примитивным способом. Хотя…
Чем чёрт не шутит, а вдруг бы сие и удалось! Ибо именно я, по мнению Уигуин, являюсь главным препятствием к достижению намеченных ею грандиозных целей.
Лекарка, надо отдать ей должное, нисколько не чувствовала себя побеждённой. В самые короткие сроки она вновь сумела восстановить господствующее своё положение в крысином сообществе и даже смогла взрастить новую элиту вождей и лекарок, взамен уничтоженных мною в тот трагический день.
В день гибели Северного посёлка, а, вместе с ним, и почти всех взрослых мужчин нашей резервации…
В общем, Уигуин с ещё большим ожесточением и упорством продолжила борьбу за обретения крысами господствующего положения в пределах Федерации. Именно господствующего, ибо просто равноправие, которое я уже несколько раз предлагала крысам за это последнее время, лекарку почему-то категорически не устраивало.