Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - стр. 64

Сенат, который теперь был вынужден сопротивляться Максимину, выбрал двух совместно правящих императоров – Пупиена (в тексте Гиббона – Максим) и Бальбина. Максимин готовился войти в Италию способом, который предвосхищал будущие вторжения варваров.

Пока в Риме и Африке перевороты следовали один за другим с поразительной быстротой, в душе Максимина бушевала самая неукротимая ярость. Пишут, что известие о восстании Гордианов и сенатском постановлении против него самого он принял не с человеческим гневом, а с бешенством дикого зверя; поскольку его бешеная ярость не могла найти себе выход, обрушившись на сенат, который был слишком далеко, она стала опасной для жизни его собственного сына, его друзей и всех, кто осмеливался приблизиться к нему. Вслед за приятной новостью о смерти Гордианов скоро пришло сообщение о том, что сенаторы, оставившие всякую надежду на прощение или примирение, выбрали императорами вместо умерших двух людей, о чьих достоинствах он не мог не знать. Максимину осталось лишь одно утешение – месть, и осуществить эту месть он мог лишь силой оружия. Александр собрал в легионы солдат со всех концов империи. Три успешных войны против германцев и сарматов прославили этих легионеров, укрепили их дисциплину и даже увеличили их число, поскольку ряды легионов пополнились лучшими из варварской молодежи. Максимин провел всю жизнь на войне; правдивая и суровая история не может не признать за ним солдатскую доблесть и даже полководческое дарование опытного военачальника. Естественно было бы ожидать, что правитель с таким характером не будет откладывать поход, дожидаясь, пока обстановка в лагере восставших окончательно определится, а немедленно поведет войска с берегов Дуная на берега Тибра, и его победоносная армия, воодушевленная презрением к сенату и жаждущая захватить добычу в Италии, будет рваться в бой, чтобы довести до конца легкое и обещавшее большую прибыль завоевание. Однако, насколько можно верить неточной хронологии этого периода, военные действия против какого-то внешнего неприятеля заставили Максимина отложить поход на Италию до следующей весны. По этому его благоразумному поведению мы можем судить, что дикие стороны его характера преувеличены авторами, принадлежавшими к враждебной партии, что его страсти, какими бы пылкими они ни были, подчинялись разуму и что у него, варвара, было что-то от благородства Суллы, который сначала покорил врагов Рима и лишь потом стал мстить за оскорбления, нанесенные лично ему.

Когда войска Максимина в полном боевом порядке подошли к подножию Юлиевых Альп, их устрашили тишина и разорение, царившие на границах Италии. Деревни и неукрепленные малые города при их приближении пустели, покинутые жителями; оказалось, что скот угнан прочь, продовольствие увезено или уничтожено, мосты разобраны, и не осталось ничего, что могло бы стать кровом или пищей для захватчика. Таковы были мудрые приказы полководцев сената, желавших затянуть войну, медленно погубить армию Максимина голодом и заставить его израсходовать силы на осаду главных городов Италии, а эти города они хорошо обеспечили людьми и продовольствием, собранными из опустошенной сельской местности. Первый удар захватчиков приняла на себя и выдержала Аквилея. Малые реки, истоки которых находятся на побережье верхней части Адриатического залива, разлились из-за таяния зимних снегов и стали неожиданным препятствием для армии Максимина. В конце концов он перевел свои войска на противоположный берег по необычному мосту, который был с немалым мастерством и трудом построен из больших бочек, вырубил с корнем прекрасные виноградники по соседству с Аквилеей, разрушил пригороды, дерево из сломанных зданий использовал для постройки осадных машин и башен и с их помощью атаковал город со всех сторон. Стены, которые обветшали за долгие годы мира и безопасности, были поспешно укреплены при этой внезапной угрозе; но самым прочным укреплением Аквилеи была твердость духа ее жителей. Горожане всех сословий, находясь в крайней опасности и зная о беспощадности тирана, вместо испуга ощутили в себе боевой дух. Их мужество поддерживали и направляли Криспин и Менофил, двое из двенадцати уполномоченных сената, которые с небольшим отрядом регулярных войск бросились им на помощь и вошли в осажденный город. Атаки армии Максимина много раз были отбиты, осадные машины уничтожены – их забросали огненным зельем, и благородное воодушевление аквилейцев было поднято до уверенности в победе мнением, что Белен, их бог-покровитель, сам сражается с врагами в рядах своих терпящих бедствие почитателей.