Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - стр. 106

История иерусалимской церкви является ярким доказательством того, что эти меры предосторожности были необходимы, а иудейская религия оставила глубокий след в умах тех, кто откололся от нее. Первые пятнадцать иерусалимских епископов были обрезанными евреями, и церковь, которую они возглавляли, соединяла закон Моисея с учением Христа. Было естественным, что изначальная традиция церкви, которая была основана всего через сорок дней после смерти Христа и почти сорок лет пробыла под непосредственным управлением его апостола, стала считаться образцом истинной веры. Дальние церкви часто обращались к авторитету своей почтенной родительницы и облегчали ее беды щедрыми пожертвованиями. Но когда в великих городах империи – Антиохии, Александрии, Эфесе, Коринфе и Риме – возникли многочисленные и богатые христианские общины, почтение, которое внушал всем христианским поселениям Иерусалим, постепенно ослабло. Христиане из числа иудеев, или, как их называли позже, назареяне, заложившие основы церкви, вскоре увидели, что тонут во все увеличивающейся толпе тех, кто приходил под знамя Христа из различных языческих религий; а неевреи, которые с одобрения своего собственного апостола сбросили невыносимо тяжелый для них груз Моисеевых заповедей, в конце концов отказали своим более щепетильным братьям по вере в той самой терпимости, которой сначала смиренно добивались для своего культа. Разрушение храма, города и государственной религии евреев назареяне переживали очень тяжело, поскольку в своих нравах, хотя и не в вере, они оставались очень тесно связаны со своими нечестивыми земляками, чье несчастье язычники объясняли презрением Верховного Божества, а христиане, более справедливо, Его гневом. Назареяне переселились из развалин Иерусалима в маленький городок Пеллу на другом берегу Иордана; там эта древняя вера более шестидесяти лет прозябала в одиночестве и безвестности. У них оставалась удобная возможность по-прежнему часто совершать благочестивые поездки в Святой город, была надежда, что однажды им позволят вернуться в те места, которые природа и религия вместе научили их одновременно любить и почитать. Но при Адриане отчаянный фанатизм евреев наполнил до краев чашу их бедствий: римляне, выведенные из себя их постоянными восстаниями, осуществляли свое право победителя с необычной для них суровостью. Император основал на горе Сион новый город, названный Элия Капитолина, дал ему права колонии и установил самые суровые наказания для любого еврея, который посмеет приблизиться к границам этого города, а чтобы заставить местных жителей выполнять эти приказы, оставил там бдительный гарнизон – одну когорту римских войск. У назареян оставалась лишь одна возможность избежать репрессии, обрушенной на всех, и в этот раз земная выгода своим влиянием усилила истину. Назареяне избрали своим епископом Марка, священника-нееврея, который, вероятнее всего, был родом из Италии или какой-либо другой латинской провинции. Он убедил большинство из них отвергнуть закон Моисея, которого их община упорно придерживалась более ста лет. Ценой этого отказа от своих привычек и суеверий они купили право находиться в колонии Адриана и прочнее связали себя с католической церковью.

Когда имя и честь иерусалимской церкви были восстановлены на горе Сион, тем малоизвестным остаткам назареян, которые отказались следовать за своим епископом-латинянином, было предъявлено обвинение в ереси и расколе. Они продолжали жить на прежнем месте – в Пелле, расселились по деревням вблизи Дамаска и создали небольшую церковную организацию в сирийском городе, который тогда назывался Бероя, а теперь называется Алеппо. Имя назареяне стало считаться слишком почетным для этих христиан-евреев, и вскоре они получили презрительное название эбиониты, означавшее, что они (как о них думали) бедны и умом, и имуществом. Через несколько лет после возвращения иерусалимской церкви в Иерусалим возникли сомнения и споры по поводу того, может ли надеяться на спасение души человек, который искренне признает Иисуса Мессией, но все же продолжает следовать закону Моисея. Мученика Юстина его доброе сердце заставило ответить на этот вопрос утвердительно; хотя он произнес этот ответ в высшей степени неуверенно и осторожно, зато осмелился высказаться в пользу таких несовершенных христиан, если те лишь сами исполняют предписанные Моисеем обряды, не утверждая, что эти обряды должны исполняться всеми или необходимы для всех. Но когда у Юстина стали настойчиво требовать заявления о том, как относится к этому церковь, он признался, что среди православных христиан было много таких, кто не только считал, что их иудействующие братья по вере не могут надеяться на спасение души, но не считал возможным ни в чем поддерживать с ними даже общепринятые отношения дружбы, гостеприимства и общественной жизни. Как и следовало ожидать, более суровое мнение одержало верх над более мягким, и невидимая стена навеки разделила учеников Моисея и Христа. Несчастные эбиониты, отвергнутые одной религией как отступники, а другой как еретики, оказались вынужденными четче определить свои взгляды, и, хотя некоторые следы этой устаревшей секты можно было обнаружить еще в IV веке, постепенно ее сторонники обратились кто к церкви, кто к синагоге.