«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории - стр. 55

Мир был плоским до тех пор, пока географы не решили иначе. Мир был плоским, и Солнце, величиной с лохань, восходило на востоке и заходило на западе. Звезды были крохотными огоньками, усыпавшими прозрачный купол, едва-едва возвышавшийся над самыми высокими горами. Грозы были гневом богов и не имели отношения к движениям воздушных масс. Тогда в мире господствовал созданный Разумом анимизм.

Ближе к нашим временам это изменилось. Миром стала править распространившаяся договоренность относительно материалистической и неизменной причинности; на ней целиком воздвиглась технология цивилизации, обслуживаемой машинами. Эти машины и впрямь работали так, как было задумано конструкторами, потому что все верили, что так должно быть.

И так оно тянулось до тех пор, пока несколько пилотов, неким образом одуревших от длительного мощного электромагнитного облучения, не потеряли уверенность в себе и не заразили свои машины неопределенностью. Вот с какого момента черная магия ходит по белу свету.

Он решил, что начал понимать, что случилось с магией. Магия была нестабильным законом анимистического мира, ее неуклонно вытесняла прогрессирующая философия неизменной причинности. Потом она исчезла – до сегодняшнего рецидива, – и ее мир тоже исчез, остались только темные заводи «суеверий». Это было естественно. Любой добросовестный экспериментатор, исследуя дома с привидениями, образование материальных тел во время спиритических сеансов и все такое прочее, сообщал о неудаче опытов. Своими убеждениями он не давал этим явлениям проявиться.

Лишь там, где не увидишь белого человека, в глубине африканских джунглей, могли сохраниться совсем иные места. Там все еще, возможно, правили бал диковинные, неуловимые законы магии.

Возможно, эти рассуждения были уж слишком сильным перегибом, и тем не менее за ними было преимущество, которым не обладали ортодоксальные концепции: они объясняли колдовство, которое Грэмпс Шнайдер чинил над декальбами. Любая рабочая гипотеза, которой не под силу было объяснить способность Шнайдера – и его самого, Уолдо, – мысленно приводить декальбы в рабочее состояние, не стоит ни гроша. Эта гипотеза объясняла все, и с ней согласовывались заявления Грэмпса типа: «На свете нет ничего определенного» и «Кое-что одновременно и существует, и не существует. Смотреть на вещи можно хоть сотней способов. Некоторые годятся, а некоторые нет».

Очень хорошо. Примем эту гипотезу. И будем действовать по ней. Мир изменяется в зависимости от того, каким образом на него смотрят. Но если так, то уж он-то, Уолдо, знает, каким образом смотреть. Он отдает свой голос за порядок и предсказуемость!

И навяжет этот взгляд. Введет в упорядоченный космос свое собственное представление об Иномире!

Заверения, данные Глисону, о надежности обработанных «по Шнайдеру» декальбов в этом случае следует считать добрым началом. Значит, так и будет. Сказано, что надежны, значит и будут надежны. Не выйдут из строя никогда.

Постепенно в его голове складывалась и прояснялась собственная концепция Иномира. Хотелось считать его упорядоченным и в основном подобным здешнему пространству. А местом смыкания обоих пространств мыслилась нервная система: кора головного мозга, зрительные бугры, спинной мозг и прилегающие участки нервных путей. Эта картина отвечала тому, что говорил Шнайдер, и не противоречила явлениям, как он сам, Уолдо, их понимал.