«Уния» и другие повести - стр. 28
Недавно меня навестил купец ганзейский из Любека. Сказал, что видел в Риме Исидора. Исидор теперь латинский кардинал-епископ, живёт на острове Корфу.
– Велел тебя разыскать, если живой, – сказал купец. – Кланяться велел и передать приглашение в гости. Вот письмо его, если соберёшься, используй как подорожную грамоту.
Мне пятьдесят лет. Сыновья мои уже взрослые, все по воинскому делу служат. Двое – на брянской заставе, один – на тульской.
Мне пятьдесят. Хороший возраст, чтобы начинать жизнь сызнова. Вот как по весне распутица сойдёт, так и двинусь в дальние края…
Жизнь и смерть преподобной Скво
Утром аббатису ошпарили кипятком. Скво сидела в своей келье, облезлая, нервная и кропала стишки. Стихи у неё получались скверные, дрянные, тошнотворные получались стихи, но Скво они нравились. И глухонемой Силин, прислужнице, которую она привезла из родной Шотландии, стишки хозяйки тоже нравились. Силин вообще нравилась человеческая речь, в этом беззвучном разевании рта она находила глубокий, потаённый смысл.
Скво закончила песнь о Катрионе, утопившейся от несчастной любви. Посмотрела задумчиво на гусиное перо и переместила девицу в могилу, где её закопали заживо. В следующем варианте сделаю колдуньей, в этом больше жизненной правды. Силин принесла миску с примочками.
Скво отмахнулась. Само заживёт, если богу будет угодно. Следовало составить донесение герцогу о случившемся происшествии. Жаки совсем обнаглели, подумала Скво, надо попросить проучить чёртовых мужланов.
В деревне монастырь не любили. Сочиняли нелепые слухи о сатанинских играх, которым предавались послушницы. В лицо, конечно, ненависть не решались высказать, но от всякой работы, которую им поручала аббатиса, отлынивали со всем хитроумием, свойственным истинным бургундам. Эта территория окончательно вошла в состав королевства не так давно, меньше пятидесяти лет назад.
Простонародье хранило память о тех славных временах, когда они лупили заносчивых франков, а король Людовик Тощий сидел в замке Карла Смелого то ли в гостях, то ли в плену.
Скво хорошо помнила тот год, когда по приказу короля граф Бомон-ле-Роже выводил из Франции бригантов. Наёмники остановились в деревне на сутки, дожидаться отставший обоз. К ночи среди пьяного сброда, горланившего почище иерихонской трубы, уже невозможно было разобрать, кто солдат, а кто мирный крестьянин.
Командир отряда капитан Гасси был настороженно учтив и почти не притронулся к ужину, накрытому в кабинете аббатисы.
– Вы уже проследите, матушка, чтобы никто из сестёр не покидал обитель. Хлопотные у меня подчинённые. Я расставил вокруг монастыря мушкетёров, в случае необходимости они отгонят этих…. – он хотел произнести скверное слово, но сдержался.
– Не волнуйтесь, капитан, – сказала Скво. – Я понимаю ту высокую ответственность, которую на вас возложили.
На заре наёмники ушли, источая смрад пропахших кровью и потом доспехов, а ещё через день в лесу нашли рослую фламандку Беатрис, больше похожую на лошадь, чем на монахиню, с перерезанным горлом и очевидными следами насилия. Детородный орган, грубо вырванный, лежал в корзине рядом с трупом.
Бриганты были ни при чём, в этом Скво не сомневалась. «Но разбираться в сегодняшней суматохе никто не станет, – в приватной беседе сказал ей епископ. – Слава Всевышнему, избавились от этой чумы. Будем полагать, сестра Беатрис умерла мученической смертью во имя Отца нашего Иисуса».