Университеты - стр. 30
За это они и сражались, и готовы, если надо, вновь выйти на баррикады. Знают об этом сами рабочие, знают и власти. И считаются… вынуждены считаться!
– Месье! Месье капитан! – остролицая, веснушчатая физиономия мальчишки искрится такой радостью от встречи, что невольно улыбаюсь в ответ, приподняв шляпу. Менее чем через минуты меня уже окружили, загалдели, потащили к мастерской старого Мишеля.
Жму руку Ренару, затем какую-то тонкую и кажется, девчоночью лапку, а потом и всем желающим.
– Месье… – издали улыбается владелец мастерской, распушая усы. В голове нескрываемое облегчение, будто даже и не верил, что приду. Уперевшись руками в костлявые коленки, он поднял себя с табуретки и заспешил навстречу, демонстрируя репортёрам и соседям наше знакомство.
Жму руку так, будто нас фотографируют, даже замираю машинально для позирования. И откуда только взялось…
– Арман Легран, "Фигаро" – энергически трясёт мне руку подскочивший немолодой костлявый тип с кошачьими усиками на физиономии, весьма бесцеремонно оттеснив Мишеля, – очень рад знакомству! Признаться, сложно было поверить, но я сказал себе – какого чорта, Арман! Этот молодой, но талантливый юноша успел показать себя человеком, не склонным к тривиальным решениям! И вот я здесь…
– Месье… – он чуточку умерил напор и перестал наконец трясти руку, пристально вглядываясь в глаза, – вы и правда хотите сделать кинетическую скульптуру прямо… вот так? Шарман!
– Верно, – перехватил я наконец инициативу, – и вы даже сможете поучаствовать в её создании.
– Гхм… Готфрид Беккер, "Берлинер тагеблат", – рука сухая, с характерными мозолями от эфеса, поводьев и гимнастической перекладины. Да и сам подтянутый немолодой пруссак производит приятное впечатление, а не выглядит воплощением всех пороков, как его французский рыбоглазый коллега.
Конечно, впечатление может быть и обманчивое, но кажется на первый взгляд, что Арман откуда-то из…
"– Третьего состава" – любезно откликнулось подсознание.
Весьма вероятно! Такой себе… французский аналог бутербродного репортёра, пишущего всё больше мелкие заметки.
– Аарон Франкель, "Гацефира[18]" – деловито представился молодой мужчина, в котором даже я не опознал представителя жидовского племени. Образцовый такой поляк или литвин, без пейсов и кипы, да и руки тоже вполне себе мозолистые, рабочие. Держится несколько напряжённо, будто ожидая подвоха.
– Докер? – спрашиваю, чуть задержав руку.
– В Гамбурге, почти пять лет, – и оттаивает немного, – так что вы говорили по поводу участия в проекте?
– Пройдёмте! – в мастерской, очищенной заранее от всякого хлама, раскатываю на верстаке чертежи, над которыми сразу все и склонились.
– Вот это?! – с непередаваемой интонацией воскликнул француз, – Прошу прощения… я не должен был…
– Я не обижен, – прерываю его излияния.
– Ничего сложного, – заявляет папаша Мишель, переглянувшись с внуками и в волнении накручивая усы, – Так вы говорите…
– Да, вы можете стать одним из соавторов, если заранее откажетесь от всяких прав на скульптуру и составные её части.
– Я, кхм… – снова переглядка с внуками, – мы готовы! Отказываемся!
– Можно ли нам принять участие? – интересуется иудей решительно.
– Разумеется! Ни в коем случае не настаиваю, но если есть желание – можете не только задавать вопросы и фотографировать, но и стать, некоторым образом, соавторами. С аналогичными условиями.