Университетский вопрос в России - стр. 99

посвятил свою жизнь и жизненные удовольствия постоянному, тяжелому и упорному научному труду для разработки и изготовления к публичному (печатному) сообщению своей системы гносеологических, нравственно-философских и иных идей, то уж он, наверно, сумел бы придать более популярный облик как самой системе, так и форме сообщения. Разве так и такие вещи пишут люди, которым интересны «рукоплескания толпы»? Из его системы и формы сообщения ясно и очевидно, что этот человек не сделал бы не только ни малейшей уступки в области содержания, не пошел бы ни на малейший компромисс и смягчение научного радикализма своих положений, чтобы сделать их более понятными, доступными и приятными широкой публике, но не изменил бы ради этой цели даже формы выражения, ни единой из своих строгих и с точки зрения внешнего выражения формул, хотя бы такое приноровление к вкусам читателей не влекло за собою ущерба для содержания, его опошления или даже только некоторого смягчения ввиду большей удобоваримости для массы читателей.

Воодушевляют ученых и мыслителей и побуждают к борьбе за истину и к упорному труду не только идеи «собственного производства», а и другие идеи, если они им представляются истинными и ценными, особенно если они подвергаются спору и сомнению или встречают иные препятствия к распространению и торжеству. Истинному ученому, живущему полною и настоящею – не только интеллектуальною, а и эмоциональною – научною жизнью, истина дорога сама по себе, она радует и воодушевляет его и независимо от его участия в открытии ее. Какую бы великую роль ни играли в жизни науки гении, открывающие новые горизонты, создающие великие и плодотворные идеи, но еще большую роль, даже подчас в жизни, развитии и распространении этих идей, играют воодушевленные усилия и труды приверженцев, учеников, членов «школы», в которых эти идеи, хотя и не ими открытые, вызывают восторг и воодушевление. Великое воодушевление ведет часто и к великим подвигам с их стороны, нередко и к крупному дальнейшему идейному творчеству на почве идеи их учителя, к созданию важных ветвей, приложений, исправлений, подкреплений и т. д.; весьма трогательно то часто наблюдаемое в этой области явление, что они даже тогда сами ставят себя в тень знамени учителя, когда их заслуги не только по распространению и укреплению, но и по обогащению и созданию самостоятельных вкладов больше и важнее первого слова инициатора идеи или вдохновителя школы.

Больше волнуют, воодушевляют и побуждают к распространению и пропаганде, естественно, большие и важные, многообъемлющие и общие идеи. Но совершенно ошибочно было бы думать, что только крупные и общие идеи оказывают такое психическое влияние. Точно так же было бы совершенно неправильно с точки зрения действительной психологии научного мира полагать, будто интересуют и воодушевляют только идеи, имеющие практическое значение для жизни человеческой, например важные для техники, политики и т. п. Напротив, и идеи, и открытия, касающиеся отдаленнейших времен, глубокой исторической или «доисторической» древности, отдаленнейших мест и предметов (например, в области астрономии), волнуют и воодушевляют ученых, хотя относящиеся сюда проблемы имеют чисто теоретическое значение и никакой практической в тесном смысле пользы не касаются (или по крайней мере теперь не видно, чтобы могла получиться какая практическая польза, трудно таковую предвидеть). И размер волнующих ученых проблем, их решений, споров и т. д. бывает иногда очень микроскопическим (а по крайней мере теперь представляется таковым: часто трудно предвидеть будущее значение данной, теперь представляющейся микроскопическою истины, например, для решения другого, уже, может быть, очень крупного вопроса). Преинтересные, положительно трогательные (а иногда граничащие с комизмом не только для тех, которые смеются, потому что не понимают) явления в этом направлении можно наблюдать среди таких типических ученых, каких особенно много в немецких университетах. Громоносно и с сильным научным аппаратом проповедуются с кафедры и в печати путем статей и даже толстых монографий иногда такие микроскопические положения, которые у профанов возбудили бы разве презрительно-снисходительную улыбку.