Универсариум - стр. 5
В зале образовалась абсолютная тишина. Почему никто не записывает?
– И сегодня вы решили, что будете жить по-новому. Я прав, Эдуард? – Тут он вновь посмотрел на меня.
Мне ну совсем не хотелось с ним соглашаться. Не хотелось доставлять ему излишнюю радость своим активным участием в его болтовне. Не хотелось превращаться в его подопытную мышь.
Но Венгров вновь меня притормозил:
– Не отвечайте. Потому что вы еще сами не знаете, что я прав.
Ты смотри, какой он, сука, умный!
– Но я не хочу, чтобы вы подумали, что я просто умничаю. Я много прожил, много видел, много знаю. И я докажу вам, Эдуард, что знаю лучше вас и лучше каждого в этом зале, – он провел рукой по воздуху, – почему сегодня все вы здесь.
Наконец профессор убрал руку от моей груди. Я сразу почувствовал невероятное облегчение. Будто из меня вытащили окровавленный меч. С зазубренным лезвием. С подключенной к нему тысячей вольтов. Я медленно и, надеюсь, не заметно ни для кого глубоко вздохнул.
А Венгров принялся вальяжно расхаживать около меня.
– Вам кажется, Эдуард, что вы пришли сюда случайно. – Он не поднимал на меня взгляд, а говорил как будто сам с собой. – Просто потому, что у вас было свободное время и вы хотели его как-нибудь убить.
Он стал ходить вокруг меня. Чтобы голова у меня закружилась, что ли? Только не бегай.
Я прищурил глаза и чуть сжал губы, изображая внимание.
– Однако вы и сами чувствуете, что такое решение для вас нетипично.
Пожалуй, этот хмырь не беспричинно зовется профессором. Какие-то пятерки в зачетку ему поставили вполне заслуженно.
– Как вы считаете, я прав или заблуждаюсь?
Снова он задал вопрос, повергая меня в необходимость выдать какую-нибудь реакцию. Будто цирковой усач во фраке и цилиндре щелкнул хлыстом, знаменуя, что мне – дрессированному тюленю – нужно перепрыгнуть с одного помоста на другой. Но нет. Тюлень не прыгнет, а с достоинством слезет и заберется.
Я со скрежетом в голосе ответил:
– Ну… возможно, отчасти правы.
Мой отпор по содержанию получился крайне вялым.
– Значит, отчасти? – Венгров остановился и внимательно посмотрел мне в глаза, словно искал место, чтобы вбить гвоздь. – Тогда слушайте дальше. Вам тридцать лет…
Ну и что? Я и выгляжу на свои. А что ж не уточнил, что тридцать с половиной?
– Не так давно у вас появилась депрессия. Вернее, возникла она гораздо раньше, чем вы это ощутили, уже, как говорится, глядя в зеркало. Вы чувствуете, что что-то не так, но не можете это сформулировать. Словно образовалась душевная пустота, стал нечетким смысл того, что и для чего вы делаете, хотя раньше понимание этого было абсолютным как разумом, так и сердцем.
Хмм. Ну неплохо, неплохо.
– Возможно, вы пробовали заниматься самолечением, основываясь на имеющихся у вас шаблонных представлениях, как бороться с тоской. Но, не имея самого важного знания, вы не смогли найти лекарства.
Самого важного знания? Астробиофизикотригонометрия?
– Самого важного знания, – повторил он, – знания о себе.
Да я великолепно владею знанием о себе. Или речь идет не об онанизме?
– Однако будучи в этом непросвещенным, вы просто заменили одни ваши условные радости и удовольствия на другие, но по сути ничем не отличающиеся от прежних. Поэтому подобные методы и не сработали. И не сработают! И вы рискуете завязнуть в этом порочном круге.