Уна. Семь прях. Книга 4 - стр. 20

– А в Суэке?

– Ты забыл, что такое Суэк?

– Есть еще Объединенное королевство. Пусть отвезет ее лодочнице. И знаешь, если она и правда та, за кого он ее выдает, ей нужно быть на своей земле. Ей нужно прясть, а не болтаться по мирам.

Вальтанас вздохнул:

– Я скажу ему.

– Я просто волнуюсь за своих, – сказал Травник.

– Не оправдывайся, – бросил ему Вальтанас и пошел в дом.

Я сжалась под одеялом.

Лита обняла меня на прощание. Мы смастерили друг другу браслеты. Я выбрала для ее браслета ярко-голубые и оранжевые нитки, вплела в него камешек-бусину с Веретена, который оторвала от своих четок. Для меня Лита сделала сине-зеленый браслет с крохотной шишечкой посередине. Я решила, что буду носить его всегда. И всегда помнить Литу.

Харза сказал:

– Давай, привет там всем.

Я не поняла его слов.

Ойра украдкой вытирала глаза, и я сама обняла ее, чтобы утешить, ведь она так хорошо всегда заплетала мои волосы. Диланта дала нам в дорогу целую корзину еды, а Вальтанас сшил мне мягкие сапожки. Кассиона долго не хотела меня отпускать, кричала, чтобы я вернулась, потому что ей больше не с кем тут поговорить, никто ее не понимает, а Тесса ласково погладила меня по голове. Наконец мы с Ралусом отправились в путь. За плечами у меня был узелок с моими сокровищами. Я постоянно оборачивалась, и мне было грустно и хорошо оттого, что они долго стояли и смотрели нам вслед.

Следующие несколько месяцев мы с Ралусом скитались по лесам, городам, чужим домам, мы плыли на огромных парусных лодках, пересекая моря, мы ехали верхом на мулах и в повозках. Где-то мы задерживались на несколько дней, и тогда Ралус покидал меня, оставляя с чужими людьми, уходил по своим тайным делам, ничего не объясняя и не рассказывая. Никто не был мне рад, но никто не отказывал ему, будто всех этих людей, открывающих дверь после определенного стука, связывала общая клятва помогать, но не радоваться. Я тосковала по Лите и ее лесу. Мне хотелось, чтобы у нее все было хорошо, но почему-то, когда я думала о ней, на сердце становилось тревожно.

Люди, которые давали нам приют и хлеб, были все разные. Я запомнила угрюмого мужчину с желтыми глазами и длинными руками, его звали Барви, и он умел варить вкусный чечевичный суп. Я запомнила веселого мужчину огромного роста, широкоплечего, красивого, его звали Руф, его дом был увешан картинами. На прощание он подарил мне маленькую деревянную шкатулку с узорами. Я запомнила мужа и жену, они были чем-то напуганы, и мы жили на чердаке их крохотного домика. Но Ралус подолгу разговаривал с ними, и я видела, как от этих разговоров они успокаиваются, и вдруг оказалось, что они добры, приветливы и очень много знают о том, что происходит в какой-то Риле и окрестностях.

В одном из домов мы встретили интересного старика. Он был тощий и весь всклоченный, дерганый, с пронзительными синими глазами. Он долго изучал мое лицо, вертел мою голову туда-сюда, будто я какая-то диковинка, и бормотал:

– Так-так-так, вот это экземпляр… откуда же ты такая невероятная, а? Каких кровей?

– Хватит, Лура, – остановил его Ралус.

Всклоченный старик похихикал еще и отпустил меня, но весь вечер я ловила на себе его пристальный взгляд. А ночью проснулась от разговора.

Лура: …и я сбежал. Сначала не знал, правильно ли я его понял, но когда пришел к тайнику и увидел, что он забит самыми ценными, самыми любимыми его книгами…