Улыбка Катерины. История матери Леонардо - стр. 51
И да, мне ничуть не стыдно признаться, что я занимался пиратством, не только по поручению Симоне и другого генуэзского синьора, Дорино Гаттилузио с Лесбоса, но и ради собственной наживы, вместе с компаньоном-венецианцем, с которым сговорился в Тане: Дзуаном да Валле, моим напарником еще по походам в Дербент, что на берегу Каспийского моря. Я крал. Я убивал. Я торговал рабами, добывая их для моего синьора во время поездок в Орду или в черкесских аулах Тамани и Черноморского побережья.
После долгих лет верной службы я попросил у Симоне разрешения оставить опасный пиратский промысел, чтобы позаботиться о своей черкешенке и трех дочерях, а он в ответ предложил мне щедрый беспроцентный заем на приобретение собственного корабля. Вернувшись из последнего рейда на Лесбос, я по случаю купил в Митилене потрепанную гриппарию, недавно захваченную у венецианцев, перекрестил ее в «Святую Катерину», отремонтировал под свои нужды и занялся мирным промыслом, перевозя товары по поручению купцов со всего южного и восточного побережья Великого моря, от Таны и Матреги до Трабезонда и Константинополя. Симоне легко согласился на мой переезд с женой и дочерьми в Галату: он прекрасно знал, что мы будем видеться по меньшей мере раз в год, ведь истинный мой дом не на суше, а в море.
Когда я вхожу в замковый двор, Симоне уже ждет меня на лестнице: разумеется, его предупредила стража, увидев, как я взбираюсь на холм. Разница в возрасте между нами, наверное, лет пять или шесть, но в синем шелковом плаще-симаре, подобающем князю, он кажется много старше и толще. Как же не похож он теперь на рыцаря с аркольской дороги или на худощавого искателя приключений в сафьяновом корсете, высадившегося в Матреге двадцать лет назад! Узнать его можно лишь по тонкому орлиному носу, смуглой коже да подвижным, проницательным глазам, что, ничуть не изменившись, прекрасно умеют читать в самых глубинах человеческого сердца. Чуть придержав свой шелковый плащ, чтобы не споткнуться на ступеньках, Симоне спускается и обнимает меня, привычно называя по имени, словно я так и остался тем юным здоровяком из Арколы: Термо, мальчик мой. Мне сразу хочется рассказать ему о самом насущном, обсудить последние новости, в особенности неожиданного пассажира «Святой Катерины», но Симоне, улыбнувшись и прижав палец к моим губам, перебивает: позже, мальчик мой, позже. Поднявшись по лестнице, мы направляемся в его личные покои. Несмотря на давнее знакомство, я по-прежнему немного смущаюсь, когда вхожу в этот благородный дом. Даже вымылся и приоделся, прежде чем сойти с корабля, – прямо на палубе, под удивленными взглядами команды, поскольку в каюту попасть не смог.
Тяжелая бархатная штора чуть отходит в сторону, и в зале бесшумно появляется синьора Жануэс, Снежная Княжна. Она по-прежнему красива, кожа ее бела как снег, а глаза – прозрачные льдинки. Длинные прямые волосы, бывшие двадцать лет назад золотыми, до времени поблекли, словно княгиню нежданно постигла какая-то трагедия. Жануэс холодно протягивает мне тонкую руку, едва видную из-под шелкового рукава, и я, опустившись на колени, склоняю голову. Коснувшись губами ее пальцев, я чувствую сильный запах перца и диких трав, которыми черкешенки так любят умащать тело. За ее спиной сын Винченцо, двадцатилетний юноша, в котором резкие черты отца сочетаются с холодными глазами матери. Слуга возвещает о прибытии светлейшего князя Берозока, владыки Копы, двоюродного брата Жануэс, и его дочери, светлейшей княжны Бихаханым, девочки всего восьми лет от роду, еще не знающей, что ей суждено выйти за Винченцо замуж. По приглашению Жануэс они на несколько дней остановятся во дворце.