Ультиматум Борна - стр. 14

Удивленно искривив аристократический рот и держа трубку на уровне груди, директор спросил:

– Итак, вы пытаетесь склонить нас к мысли, что убийца Джейсон Борн – это вымышленная фигура, уловка? Что он не совершал преступлений, не убивал, как это ему неоднократно приписывалось?

– Он убивал, но по нашему приказу или для того, чтобы выжить, но он никогда не был наемным убийцей. Этот миф был создан нами лишь с целью поимки или ликвидации Карлоса, Шакала.

– О боже! – воскликнул Кассет. – Но каким образом вам это удалось?

– Благодаря массированной дезинформации по всему Дальнему Востоку. Мы дожидались любого более или менее громкого убийства, и Джейсон Борн немедленно вылетал на место его совершения, где бы это ни произошло: в Токио или Гонконге, Макао или Корее – словом, в любое место, и подделывал доказательства, переводя улики на себя самого, зарабатывая тем самым авторитет и превращаясь в легенду. Три года наш человек жил на дне, среди наркоманов, торговцев оружием, бандитов, ради одной-единственной цели: перебраться наконец в Европу и стать наживкой для Карлоса, начав отбивать у него хлеб в его исконной вотчине – Франции, Испании, Германии, Италии. Нужно было сорвать как можно больше контрактов Шакала, чтобы он высунулся на поверхность, ненадолго, ровно на столько, чтобы можно было успеть всадить ему пулю в голову.

Над столом повисло гнетущее, напряженное молчание. Де Соле прервал его первым, проговорив негромко, почти шепотом:

– Что же за человек он был, если согласился пойти на такое?

Конклин быстро взглянул на Стивена и ответил монотонным, почти безжизненным голосом:

– На такое мог пойти только тот, кому нечего терять, потому что он уже все потерял. Тот, кто постоянно находится под гнетом примитивного желания смерти, толкнувшего его в лапы «Медузы». Крушение всех надежд, жажда мщения и ненависть – вот что привело его туда.

Бывший разведчик замолчал, его страдание было очевидно.

– Алекс, – негромко позвал его Валентино. – Продолжай, пожалуйста. Ты не можешь сейчас прерваться, вот так, на полпути.

– Да, да, минутку. – Конклин несколько раз закрыл и открыл глаза, возвращаясь к действительности. – Я думал о том, насколько ужасным все это представляется ему сейчас, когда он вынужден возвращаться к забытому с таким трудом прошлому. Есть еще один горький эпизод, о котором я пока не упоминал.

– Что это? – спросил Кассет, наклоняясь вперед и не сводя глаз с Алекса.

– Когда-то, в начале Вьетнамской войны, один наш человек был молодым офицером из контингента американских войск в Пномпене. Он преподавал в местной школе и был женат на тайке, тоже учительнице. У них было двое детей, и они счастливо жили на берегу восхитительной реки… В одно ужасное утро его жена и дети купались в реке, и непонятно каким образом очутившийся там истребитель из Ханоя расстрелял их с бреющего полета. У нашего человека помутился рассудок от горя, он бросил все и поступил в Сайгоне в «Медузу». Все, что тогда ему было нужно, – это убивать. Он стал Дельтой Один, потому что имен в «Медузе» не признавали. В Сайгоне говорили, что лучшего командира разведывательно-диверсионного отряда у американцев не было за весь период войны. С этим соглашались как на нашей, так и на вражеской стороне.

– Таким образом, он способствовал дальнейшему кровопролитию? – спросил Валентино.