Улитка в тарелке - стр. 14

Мира прижалась к стене, потому что Дрим встал, и было слышно, как он прошелся по комнате.

– Да-да! Безоблачное существование, не омраченное размышлениями… Согласись, мы просто боимся вопросов! Ясно же, что они спросят: кто это с нами сделал? Не вы? Но как вы позволили это?

«О чем они говорят? – вздохнула Мира. – У взрослых иногда ничего не поймешь…»

Ее так тянуло вмешаться в разговор, что она переминалась с ноги на ногу, и, наконец, как и должно было произойти, что-то хрустнуло. Мире показалось, это выпало из нее самой – так явственно оборвалось что-то внутри. Она перестала дышать, и ночь сразу надвинулась такой разноголосицей звуков, что у Миры заложило уши.

Когда горячий шум отхлынул, оставив только жар на щеках, она поняла, что, кроме нее, никто и не расслышал этого громогласного хруста. Все это время, оказывается, Неда говорила, откровенно волнуясь, чего Мира за ней не помнила:

– … все мы – да! Все человечество, если на то пошло! Это – громко, но это так. Но что ты предлагаешь? Мы не избавимся от чувства вины, если откроем им правду. Нет! Но им станет невыносимо. Ты этого хочешь?

– Нет! – выкрикнул Дрим.

Неда опомнилась:

– Тише. Окно открыто.

– Конечно! Тише! Нельзя же, чтобы истина вырвалась за пределы этого дома!

«У него сейчас злой голос, – подумала Мира. – Никогда не слышала такого…»

Неда произнесла как-то глухо, будто слегка прикрыла рот ладонью:

– Это как раз тот случай, когда приходится жертвовать истиной ради счастья. Хотя бы и временного. Это ведь с самого начала было для нас правилом номер один.

– Да, – только и сказал он.

– Так что же, Дрим? Что же делать?

«Ой, она плачет?!» – испугалась Мира. Ей до дрожи хотелось заглянуть в окно, только на этом бы все и кончилось, и ничего она больше не услышала бы. Хотя из того, что уже прозвучало, Мира почти ничего не поняла. Существовала какая-то тайна, это ясно, только в чем она?

Несколько раз повторив про себя, Мира попыталась запомнить: «Жертвовать истиной ради счастья». Чтобы как-нибудь при случае так небрежно спросить у Дрима: «Послушай, а что значит жертвовать истиной ради счастья?» Интересно, какое у него при этом сделается лицо?

Вместо испуга в горле заскребся смешок. С ним справиться было ничуть не легче, и Мире пришлось ногтями ущипнуть себя за руку. Завтра на руке проступит синяк, но это же завтра… Смешок затих, затаился, и сразу стало стыдно: Неда же плачет.

Однажды Мира уже видела, как плачут взрослые. Тогда Руледа стояла у противоположной стены этого же домика и, закрыв глаза, плакала совсем беззвучно. Ее длинные волосы свисали вдоль лица на грудь, Мире они показались обессилевшими, как и опущенные руки. Чувствовалось, что Руледа ни на что сейчас не способна, только вот так стоять, навалившись на стену, и плакать, даже не всхлипывая.

Но в тот день Мире не было ни стыдно, ни жалко Руледу. Они не любили друг друга, и это все замечали. Даже Лисия, которой после инфаркта на все стало наплевать, как-то заметила: «Она тебя сожрать готова из-за Дрима…» Мира удивилась: «А что, мне с ним поговорить даже нельзя? Что тут такого?» Осторожно пожав плечами (она все теперь делала очень осторожно), Лисия сказала: «Ей-то хочется, чтоб он только с ней разговаривал». Заметив, что та опять потеряла ко всему интерес, Мира ответила уже про себя: «Но ведь всегда разго варивать только с одним человеком, это же такая ску ко тища!»