Улица Марата и окрестности - стр. 18
«Еще в лицейском мундире я был частым гостем артели... Постоянные наши беседы о предметах общественных, о зле существующего у нас порядка вещей и о возможности изменения, желаемого многими в тайне, необыкновенно сблизили меня с этим мыслящим кружком; я сдружился с ним, почти жил в нем» – это уже отрывок воспоминаний Ивана Пущина.
Из лицейских друзей Пушкина не только Пущин был гостем и фактическим членом «Священной артели». Участвовали в ее беседах и Антон Дельвиг, и Вильгельм Кюхельбекер. Среди посетителей дома Христовской были также Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Михаил Лунин.
Недолго действовала «Священная артель» – года два-три. Но след в истории оставила заметный. Потом многие участники и гости «Священной артели» вступят в тайные союзы, станут активнейшими участниками декабристского движения. Кто-то из них отправится в Сибирь. А Сергей Муравьев-Апостол окажется в числе пятерых казненных декабристов...
Но вот еще что любопытно, так это судьбы живших на Грязной улице братьев Муравьевых.
Единственным из братьев, осужденным по делу декабристов, стал Александр. Его приговорили к ссылке в Сибирь без лишения чинов и дворянства, но уже скоро приняли на гражданскую службу – вначале городничим в Иркутске, потом все выше, выше, выше... вплоть до назначения сенатором.
Николай Муравьев, чьи воспоминания мы цитировали, известен как Муравьев-Карский. К следствию не привлекался. Исследовал побережье Каспийского моря, совершал военно-дипломатические поездки в Среднюю Азию, Египет и Турцию. Был наместником на Кавказе и членом Государственного совета.
Наконец, Михаил Муравьев. Его карьера вышла самой громкой. Михаил Николаевич был привлечен к следствию, но получил оправдательный аттестат. Потом быстро пошел в рост: гродненский гражданский губернатор, директор Департамента податей и сборов, сенатор, тайный советник, генерал от инфантерии, министр государственных имуществ...
Славу он обрел жестким и энергичным подавлением очередного Польского восстания. В Польше тогда было казнено 127 человек, сослано на каторгу около тысячи, убито в боях больше пяти тысяч мятежников. Получил он за это официальную приставку к фамилии «Муравьев-Виленский» и неофициальную – «Муравьев-вешатель». Говорят, что авторство этой неофициальной приставки принадлежит фактически ему самому, потому что однажды он сказал: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают!».
Впрочем, на польскую его эпопею есть разные взгляды. Известно, что российские власти тогда были столь напуганы размахом восстания, что мысленно уже распрощались с Польшей. Готовы были признать ее независимость. И только решительные действия Муравьева сохранили целостность Российской империи.
После всего этого Михаил Николаевич был возведен в графское достоинство. Возглавлял следственную комиссию по делу Каракозова, покушавшегося на Александра II. Уже в этом качестве жестко боролся с вольнодумством и способствовал закрытию некрасовского журнала «Современник». Сам Некрасов, как известно, пытался предотвратить гибель журнала, написав Муравьеву оду. За это был предан анафеме многими либералами; даже желчный консерватор Лесков язвительно вспоминал о некрасовской оде как о «поэтической просьбе... когда поэт боялся, чтобы граф не был слаб, и умолял его "не щадить виновных"».