Улей - стр. 9
– Знаешь, я думаю, учеба в Улье будет весьма интересной. И все благодаря… Адаму Титову.
– Титову? – Захарченко роняет трубочку в стакан. – Как «ТитовТрансСервис»? «ТТС»?
– Ага, – важно кивает Ева. – Адам – сын Терентия Титова. Помнишь, Вика нам что-то рассказывала о нем? Я тогда не обратила внимание…
Даша сосредоточенно морщит лоб.
– Да, ее брат знаком с Титовым… То есть, они точно не друзья… Ничего такого. В общем, я не помню, что там за история… М-мм… Вика что-то говорила о матери Титова…
– Она бросила семью и куда-то сбежала, да?
– Ну, не прям сбежала. Просто переехала жить в другую страну.
– По-моему, одно и то же.
Даша эмоционально взмахивает руками.
– Суть в том, что этот Адам – псих.
– Прям, как я, – усмехаясь, вставляет Ева.
– Не сравнивай. У него реальный сдвиг по фазе. Вика говорила, …
– Будто у меня не сдвиг…
– …он неуправляем. Настоящий подонок. Любитель жестоких психологических игр.
Взгляд Исаевой туманится, когда она выдает решительное:
– Я его обыграю. Я из него душу вытрясу.
– Если она у него есть…
– У всех есть, – уверенно заявляет Ева. – А в ней и слабые места. Я их все найду. Все просчитаю. Выверну Титова наизнанку.
Захарченко качает головой. Не осуждает. Уже привыкла к взбалмошному характеру подруги.
– Ты – страшный человек, Исаева. Иногда я даже боюсь тебя.
– Как раз тебе, дорогая, нечего бояться, – заверяет Ева. – Тебя я люблю. А я слишком дорожу теми людьми, которых могу любить.
Даша, скрывая волнение, закусывает губу и сжимает ладони.
– И я люблю тебя, Ева. Поэтому каждая твоя новая афера меня пугает. А эта – особенно.
Здоровой рукой Исаева накрывает стиснутую ладонь подруги. Ободряюще смотрит на нее. Светлая кожа, россыпь веснушек, добродушные и красивые зеленые глаза – спроси, она воскресит все это по памяти. С Дашей Захарченко связаны лучшие воспоминания ее детства и юности. Это подруга, которой Ева безоговорочно доверит любой свой секрет.
– Захара, я – сильная, помнишь? Непобедимая.
– Помню.
– Лучше расскажи, как вы без меня? Как группа? Любаша? – меняя тему разговора, спрашивает Ева.
Дашка медленно растягивает губы в улыбке. Откидывает волосы на спину и наклоняется через стол.
– Шороху ты навела, дай Боже! Никак не утихнет наш юридический. Вся группа ополчилась против Любаши. Даже в больницу к ней никто не пошел. Ведь, если бы она не пожаловалась, если бы не заявила, тебя бы не отчислили.
Ева недовольно машет головой.
– Передай, пусть отменяют бойкот. Эта сука свое сполна получила.
Даша неохотно кивает.
– Я все-таки не понимаю, почему Ольга Владимировна, – Ева хмурится от одного лишь упоминания имени матери, – не замяла эту проблему? Почему позволила, чтобы тебя отчислили?
– Ну… – надломленно выдыхает Исаева, – во-первых, меня не отчисляли. Мне разрешили перевестись по семейным обстоятельствам в другой университет. Кстати, представляешь, из-за смены специальности у меня три академических задолженности! Но, что самое ужасное, на их ликвидацию у меня только десять дней! Разве это реально?
– Наша система образования – самая гуманная в мире!
– Это точно. Я думала, мать хотя бы этот «нюанс» уладит, – недовольно бурчит Ева.
– А что там «во-вторых»?
– Во-вторых, мать заявила, что больше не собирается меня прикрывать. Мол, мне уже восемнадцать, и я должна отвечать за свои действия. В новой академии я буду учиться на общих основаниях. Никаких привилегий и связей.