Улей - стр. 45
Пока Кругловы пытаются удержать пышущего праведным гневом Исаева, Терентий Дмитриевич цепляется за плечо сына.
– Сейчас же прекрати, Адам, – шипит он нервно. – Успокойся.
Но тот дергает плечами с такой силой и злостью, что пиджак расходится и съезжает вниз по бицепсам.
– Себя успокойте для начала. Гребаные благочестивые позеры! – выкрикивает он.
– Адам, кругом люди… прошу…
– Не людей нужно бояться, папа, – окинув тяжелым поплывшим взглядом едва владеющих собой Исаевых, отца и незнакомую толпу, твердо и четко выговаривает следующее: – Бойтесь пасть в глазах своих детей. Это и есть самое страшное.
Воцаряется плотная напряженная тишина. Но Еве отчего-то хочется заткнуть уши, перекрыть этот звенящий растянутый гул. Ей чудится, словно вот-вот в стороны полетят стены. Рухнут в черную бездну нарушенного вселенского равновесия.
Титов волочит ее к выходу, с легкостью оставляя за спиной оторопелую толпу. Только она не ощущает внутри себя подобной ему уверенности. Именно Ева ускоряет ход в холле, практически сбегая по ступенькам. А в конце лестницы, слыша громкие оклики матери, ныряет за тяжелый атласный занавес и увлекает за собой Адама.
– Почему мы прячемся? – яро протестует он.
– Тс-с-с, – прикладывает пальцы к его губам.
Естественно, Титов готов ко второму акту. Всех задавить способен.
– Тише, прошу тебя.
Адам легонько кусает ее пальцы и прижимается ближе, намереваясь получить нехилые дивиденды из их тесного положения.
– С какой стороны молния? – серьезно спрашивает он, шаря руками по спине Евы.
– Адам, стой тихо, – упираясь в его грудную клетку, отталкивает лишь на несколько сантиметров.
Холодное оконное стекло глухо вибрирует от их сдержанного противостояния, и девушка, закусывая губу, мысленно возносит молитвы, чтобы они остались незамеченными.
Рука Титова напористо скользит вверх и ложится поверх ее груди. Ощущая сильные длинные пальцы сквозь призрачный слой одежды и выше неглубокого выреза, девушка теряется от расплавляющей ее внутренней дрожи.
– Ева, – хрипло зовет Адам. – Закрой сегодня ночью балконную дверь.
– Зачем?
Замирает взглядом на его губах, словно из-за гула в ушах готовится читать ответ по одному их движению.
– Чтобы я не смог до тебя добраться.
Тяжело, в унисон, выдыхают. И столбенеют, когда за плотной ширмой раздается голос Ольги Владимировны.
– Бога ради! Что за наказание? Куда они подевались?
– Я убью. Я убью их обоих, – раздается рубящий гневный голос Павла Алексеевича, и Ева вздрагивает всем телом, невольно притискиваясь к Адаму ближе. Слышит, как он шумно сглатывает и тяжело выдыхает. Смещая руки ей на талию, напряженно смотрит сверху. Она будто физически чувствует этот взгляд, он ее прожигает до костей. Не поднимая собственных глаз, изучает в лунных отблесках причудливую структуру его галстука. – Стой здесь. На случай, если они еще не покинули здание. А я посмотрю на улице, – командует Исаев.
Некоторое время из-за занавеса доносятся лишь тяжелые шаги и оборванные ругательства.
Но вскоре разговор возобновляется.
– Куда они пошли? – запыханно вопрошает Терентий Дмитриевич.
– Не знаю, – слышит Ева недовольный голос матери. – Не думаю, что успели выйти на улицу. Возможно, где-то рядом, – после раздраженного вздоха следует череда непонятных упреков. – Как это вообще получилось? Как они познакомились?