Размер шрифта
-
+

Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни - стр. 13

Первая сессия. Вторая. Третья. А ясности нет. Все ровно. Семья любящая. Бунтарские подростковые проявления присутствуют, мешают, но в общем и целом Артем справляется. Регулярные стычки с одноклассниками расценивает как незначительные. Однако на встречах взволнован, заметно нервничает. Вместе пытаемся нащупать причину и ничего не можем найти.

Все это время Артем рассказывал об отце так, как будто он с ним сейчас просто стал реже видеться. И внезапно на одной из сессий на прямой вопрос: «Твой отец жив?» – отвечает, что три года назад он умер. А за год до этого умерла бабушка. И от Артема это скрыли. Он узнал обо всем случайно, год назад. Пытался выяснить, от чего умерли бабушка и папа. Но ему никто не рассказывает. Это сессия была полна искренних слез. Артем говорил о том, что он боится, что умрет от того же, от чего и папа, боится унаследовать от него дурные черты. Ведь если взрослые что-то скрывают, значит, смерть была позорной.

Случившееся вроде и не травма, с точки зрения окружающих Артема взрослых, однако отличная почва для формирования неврозов и тиков. Артем постоянно находит у себя какие-то подозрительные и пугающие симптомы: то живот болит как-то особенно, то руки холодеют на ровном месте. Взрослые не отмахиваются, ответственно возят его в больницы. Ничего найти не могут. Поэтому Артем думает, что умрет молодым, как папа. Поговорить о своей скорой смерти Артему не с кем. Теперь он боится расстроить маму, а у бабушки вообще сердце больное – не выдержит. Я вижу взрослого, самостоятельного, но чрезвычайно напуганного своей неопытностью при встрече с трудностями подростка.

Артем – высокий, широкоплечий, но сгорбленный. Подростковая угловатость движений усугубляется суетливыми движениями рук и срывающимся голосом. Тики тоже не добавляли мужественности его облику. Я попросила прийти на встречу маму. Мама, сославшись на загруженность на работе, отказалась.

Пришла бабушка. С таким же платочком, что и Артем. Открытая, доверчивая. Плакать начала до того, как поздоровалась. Она охотно рассказала про зятя, наркотики и смерть. Никак не могла взять в толк, зачем с ребенком разговаривать про смерть отца.

– И вообще про наркотики нельзя! Вдруг он захочет быть похожим на папу и станет колоться.

– Анна Петровна, он же жить хочет, умереть рано боится. Надо рассказать.

– Мать против, она мне не даст.

– И с мамой поговорите.

Когда дверь за ней закрылась, я не была уверена, что они найдут в себе силы для откровенного разговора.

Примерно через полгода Артем позвонил и попросил назначить встречу. Он пришел рассказать о своем отце. Он гордился тем, что у папы были золотые руки и его всегда ценили как отличного механика, который мог оживить любой двигатель. Переживал из-за пристрастия отца к наркотикам и ранней смерти. Строил планы на будущее. Обсуждали вопрос наследственности и свободы воли, свободы выбора. Казалось, что он стал выше ростом – ушла сутулость. От тиков не осталось и следа.

Вот так травмирующий, казалось бы, разговор о смерти папы помог подростку обрести уверенность. Артем и до этого был сильным, самостоятельным, целеустремленным – только никак не мог в это поверить. Все время искал в себе какой-то подвох, слабость, немощность.

Разговаривать с детьми про смерть сложно. Вроде бы чего тут разговаривать – все понятно. Слова знакомые: «смерть», «болезнь», «упокоился». Ничего сложного. Выдержать может каждый, от разговоров еще никто не умирал. Но вот решиться, подобрать слова, начать – это совсем не просто.

Страница 13