Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса - стр. 14
Посещать школу для Николая было приятным занятием. Может быть потому, что учеба давалась легко, быстро решал задачки, управлялся с чистописанием. Дома ему ответили самое светлое место в комнате – у самого окна. Когда садился за уроки, в просторном доме все смолкало, сестренки тихо передвигались на цыпочках. Не касалось это разве только младшей, Ольги, – только она носилась на радостях по комнатам с визгом, задевая стулья и половички. Акулина, старшая, пыталась ее усовестить. На короткое время это удавалось, но вскоре вихрь, поднятый непоседой, снова начинал бушевать…
В налаженную жизненную колею семьи Щорсов, как снег на голову, нагрянула беда. Проглядел Александр Николаевич хворобу жены. Казалось, как все – простужалась, кашляла, потом проходило. Были покашливание и ночные потения. Но к весне все обострилось – подурнела лицом, с обострившихся скул не сходил нехороший румянец. Сомнений не стало – чахотка. Откуда только взялась?
Тесть, подвыпив, сокрушался:
– Не уберег… Не ушел я от нее, треклятой хворобы этой. Весь род Табельчуков наказан. Сидит она, вражина, где-то в глуби нас… Дядька мой, еще помню… Братья, сестры… В цветущие года давила, окаянная. И Столбцы-то кинул из-за того, болота те гнилые. Хотел детей уберечь, солнышком порадовать… Ан нет… Гадюкой выткнула голову…
С весенним теплом Александре Михайловне полегчало. С утра до вечера проводила в саду. Яблони цвели буйно, казалось, розовых сугробов намело. И небо чистое-чистое держалось весь май, днями, бывало, не увидишь ни одного облачка. Не помнила, чтобы так остро воспринимала цвета, запахи. Сжималась душа от мысли, что все это может исчезнуть в один день. Держала эти мысли в себе, не делилась тревогой ни с матерью, ни с мужем… Старалась больше времени уделять детям. Перестала даже журить Костю-сорванца. Умилялась старшим, а малую Ольгу, с рук бы не спускала.
Тепло. Дети играются во дворе. Казалось, в пыли развлекается табун воробушек. Далекие поля розовели в лучах заходящего солнца. Над лугом кружили журавли, поблескивая белыми крыльями. Весенний вечер навевал думы.
«Какая же ты роскошная, земля, – думала Александра. – Весело тебя засевать хлебом. Только то в тебе плохо, что чураешься бедного. Для богатого улыбаешься красотой, его кормишь, одеваешь, а бедного принимаешь только в яму…»
Как-то среди дня постучали в забор. По лаю собак, сбежавшихся со всей улицы, догадались: почтарь. Почтальон вручил письмо. Разбирала по складам, за этим занятием и застал ее Николай.
– Сынок, не пойму чтой-то, так коряво буквы проставлены.
Николай взял письмо, прочел громко, отделяя слово от слова. После длинного перечня поклонов от близких и дальних родственников, чуть не ото всех Столбцов, родственники приглашали на свадьбу племянницы.
С этого часа Александра Михайловна потеряла покой. Ехать, непременно ехать. Ни строгие слова мужа, ни уговоры родителей не помогали. Поедет, и все. А то увидит ли когда?
– Чай, первая свадьба у племянниц, – последний довод выставила она. – Да и родню проведать.
Собралась в два дня. Перекупала детвору, перестирала, перештопала. Прощание с детьми было тягостным, как чуяла, покидает их навеки…
Через неделю вернулись дед с бабкой, отец и дядя. Матери с ними не было…
Лето навалилось сразу, едва отзвенел последний звонок. Ученики, одуревшие от радости, вырывались из классов… Ура!!! Каникулы! Речка, лес…