Украина на перепутье. Записки премьер-министра - стр. 15
Несмотря на свою молодость, в данном случае я очень хорошо понимал, что как раз не в моих интересах рассказывать об этом. Если я начну подтверждать то, что якобы рассказывал Гриша (а он мог этого и не рассказывать), то я, во-первых, «утоплю» Гришу, а я не видел в его действиях ничего плохого, во-вторых, стопроцентно буду способствовать своему отчислению из университета.
Поэтому я занял непреклонную позицию: «Никакого Гришу и никакой тетрадки не видел, и ничего не знаю». Видимо, у моих собеседников было много работы, а времени мало. Им надоедало по двадцать раз задавать одни и те же вопросы и слушать абсолютно одинаковые ответы. На дворе был не 1937-й, а 1968 г., и всякий раз меня в конце концов отпускали с напутствием очень хорошо подумать и в следующий раз откровенно рассказать, как все было на самом деле. Не могу судить о содержании бесед с другими студентами, поскольку, как я уже говорил, никто ничего никому не рассказывал, но месяца через четыре нас перестали приглашать на 11-й этаж (а это именно так и называлось – не «вызывать», а «приглашать»).
А еще через какое-то время появился и сам Гриша, но уже без своей тетрадочки. Как оказалось, он на полгода уезжал погостить к тете в Одессу и очень хорошо провел там время. Мы все ему посочувствовали… «Слепить» звонкое дело об антисоветской группе, занимавшейся вражеской пропагандой в Московском университете, не получилось, а может быть, это и не входило в планы вдумчивых сотрудников 11-го этажа. Так или иначе, но эта история мало чему нас научила, и уже вскоре мне довелось попасть уже в значительно более неприятную ситуацию.
Конечно, история инакомыслия в Московском университете имела свои традиции и корни. А.И. Герцен тоже учился в Московском университете, и свою знаменитую клятву они с его другом Н.П. Огаревым давали не где-нибудь, а тут, на Ленинских (тогда Воробьевых) горах. Не буду углубляться в историю вопроса, скажу только, что начиная с первого курса семинары по истмату, диамату, научному коммунизму совершенно стихийно стали семинарами инакомыслия. Куда только смотрел 11-й этаж? На этих семинарах мы откровенно высмеивали различные идеологические догмы, отмечали несоответствие реальных фактов официальной пропаганде, порой ставя преподавателя в тупик, втягивая его в дискуссию.
Поскольку все эти занятия были абсолютной «болтологией», то скоро выработалась определенная организационная форма посещения таких семинаров. Чтобы иметь возможность заниматься на них своими делами (например, готовиться по другим предметам), каждый раз методом «длинной спички» выбиралось три человека. Их задачей было задавать такие вопросы, чтобы втянуть преподователя в дискуссию. Эти три студента должны были создавать видимость участия в диспуте всей группы, чтобы преподавателю не пришла в голову мысль отвлекать от важных дел остальных. Надо заметить, что в большинстве случаев подобный план реализовывался блестяще, и у нас было гораздо больше времени для углубленного изучения предметов по специальности. Кстати, в учебных планах общественные науки занимали примерно треть времени. Иностранные студенты, к нашей зависти, от них освобождались.
Тем временем подошла знаменательная дата – 100-летие со дня рождения В.И. Ленина. Наш «гениальный» ЦК КПСС разразился историческими тезисами, которые все население СССР должно было детально изучить и освоить. Разумеется, столь замечательное событие не могло пройти мимо студентов МГУ. Нас предупредили о том, что каждый должен назубок знать эти тезисы и быть готовым в любой момент, не заглядывая в «шпоры», отрапортовать об их содержании. За незнание тезисов нам грозили страшные кары. Например, вот так мог звучать один из вопросов: «Поголовье овец в Киргизской ССР в 1965 г. и планы по увеличению поголовья в 1970 г.». Если не ответишь, то в результате – гарантированный «неуд».