Уханьский синдром - стр. 23
– В смысле? – удивился такой небрежности Вернер. – Глубоко зашифрованный подрядчик ЦРУ, работающий над секретными биопрограммами, взял и оставил вам материал?
– Получается так, – пожал плечами учёный. – Для хранения образцов они использовали несколько наших герметичных холодильных шкафов. У каждого свой электронный замок, сигнализация и автономная система дезинфекции плюс автоматическая стерилизации в случае опасности. Стандартная вещь для лабораторий такого уровня. Так вот… Возвращаюсь я на работу после встречи с тобой и по процедуре запускаю количественный и качественный контроль всех контейнеров с патогенами. Раз в месяц, помимо текущего, мы делаем полный аудит всех пробирок. И что ты думаешь? Один из лаборантов приносит мне не числящуюся в нашей базе пробирку без стандартной маркировки, но с логотипом Ясона и надписью от руки «EXO 231115». Я просто офигел. Настращал сотрудника, чтоб он никому ни слова, и припрятал пробирку.
– А почему анализ не сделал? – спросил полковник, внимательно разглядывая приятеля.
– У нас все тесты фиксируются. Я ничего постороннего пропустить через систему не могу. К тому же я руководитель и сам не имею доступа к тестовым блокам. Только мои подчинённые. Там раз в месяц надо спецподготовку подтверждать. А мне это надо? Пусть лаборанты с патогенами возятся. Раз так, то, значит, я должен поручить анализ кому-то из сотрудников. Кто знает, что там в пробирке. Может, жуть какая? Что мне потом делать? Как рот ему заткнуть? А если он стуканёт в ЦРУ? Эти ребята шутить не станут. Могут нахрен зачистить всех, не глядя на то, что это военный объект.
– То есть ты не знаешь, что это за вещество?
– Понятия не имею. Но пробил надпись на этикетке. «EXO 231115» означает Executive order, а цифры – это дата. Старик, это номер президентской директивы от 2015 года, вводящей мораторий на исследования, связанные с модификацией вирусов на территории США. Помнишь?
– Помню. Она вышла после того, как группа учёных заявила, что сделали рекомбинант19 на основе вируса летучей мыши и человеческого белка.
– Верно, – кивнул Хендерс. – Я тебе ещё прошлый раз сказал, что трое ребят из этой группы работает в Ясоне. Так вот, номер этой директивы и был написан на этикетке.
– Странно. В Ясоне явно работают профи высшего класса, и допустить такую оплошность вряд ли могли, – начал рассуждать вслух Вернер. – Ты говоришь, надпись на пробирке нестандартная, от руки. Отсылает нас к директиве, запрещающей исследования с вирусами. Выглядит так, как будто кто-то из Ясона хотел привлечь наше внимание. Причём сделать это втайне от своих.
– Ты думаешь? – на секунду задумался микробиолог. – Может быть и так. Вполне могу представить, что они там занимаются запрещёнными исследованиями, а кто-то из сотрудников видит опасность и решил передать информацию наружу. Возможно, это даже тайный агент.
– Агент в компании, контролируемой ЦРУ? – с сомнением покачал головой Вернер.
– А что? Сейчас хрен поймёшь, что у них там творится? Половина верхушки Лэнгли за президента, половина против. «Глубинное государство», мать его.
– Глубинное, говоришь, – теперь задумался полковник. – Вполне возможно, что так и есть. Где материал?
– Со мной, – ответил Хендерс и, видя, как напрягся собеседник, успокоил его. – Нормально всё. Пробирка в спецконтейнере. Вероятность утечки – ноль. Даже если на него танком наехать.