Ух и друзья - стр. 5

– А вы – изобретатель и рационализатор. Значит, вы сначала изобретаете, а потом усовершенствуете то, что изобрели?

– Хватит! – резко оборвали тему с потолочной балки. – Со мной всё ясно. А ты? Как тебя зовут? И кто тебя сюда звал?

– Чаще всего меня зовут Ухом.

– Не мели ерунды. Зовут голосом или взглядом. Или рукой подзывают. Ещё письмом можно в гости позвать. А ухом. Ухом не зовут, ну уж нет!

– Имя у меня такое – Ух. Поэтому и зовут Ухом.

– Ух ты! – удивился Архимед Кузьмич. – А что ты, собственно говоря, здесь, в комнате, делаешь?

– А вы что делаете там, на потолке?

– Я, собственно говоря, спасался от вторжения агрессивных монстров, – ответил, спрыгивая на пол, изобретатель.

– А мне из-за них пришлось войти в ваш дом таким необычным способом – через трубу, – извиняющимся тоном сказал Ух. – Понимаете?

– Ещё как. Жуткая история, поистине чудовищная, собственно говоря. Тебе ещё повезло, что у меня за время осады дрова кончились.

– Почему повезло?

– Потому что в противном случае паровая катапульта работала бы от печи, и тебе в дымоходе ох не сладко пришлось бы! – и Архимед Кузьмич подвёл гостя к необычной пушке, при помощи которой отстреливался он от инопланетян.

Катапульта была устроена так: под окном на включённой электрической плитке булькал крутым кипятком котелок с плотно прилаженной крышкой. От него отходили три трубки. Одна, с воронкой – чтобы подливать в котелок воду. Вторая – для сброса лишнего пара, а то котелок может взорваться.

– Третья, с вентилем, подаёт пар в катапульту, – завершил Архимед Кузьмич маленькую экскурсию и, поднатужившись, положил огромную ягоду клюквы в отверстие снарядоприёмника. – Теперь до упора откручиваем вентиль, пар под давлением устремляется к снаряду – пли!

Пифагоров распахнул ставни окна. Клюквенное ядро, рождая панику в стане противника, пронеслось через двор и упало среди грядок. На месте падения разлилось кроваво-красное пятно клюквенного сока. Инопланетяне бросились к нему и погрузили хоботы в багряную лужу. Внутренний Голос что-то прошептал волчонку, но тот, увлечённый наблюдениями, только отмахнулся.

Чудовища, видимо, не получили от угощения никакого удовольствия и с разочарованным видом разбрелись. Пифагоров захлопнул ставни и отошёл от окна.

– Архимед Кузьмич, давайте сядем за стол и обсудим наше положение, – предложил Ух.

– Собственно говоря, – заговорил Пифагоров, удобно расположившись на стуле, – ничего, кроме как беседовать, нам и не остаётся. Мы в полном окружении и изоляции.

– А с чего всё началось?

– Всё началось с появления шестиногих чудовищ. Взялись невесть откуда. Что им надо, не сообщают. Я занял круговую оборону – думал, сам справлюсь. Потом понял: одному не удастся. Тогда говорю Шарику: «Мчись стрелой, приведи на помощь хоть первого встречного», – и снял его с привязи.

– Шарик – это, должно быть, ваша собака? – сообразил Ух.

– Да нет, Шарик – это, собственно говоря, шарик. Воздушный. Но усовершенствованный. Говорит. Изменяет форму. Придерживается заданного курса. Собственно говоря, это моё изобретение тянет на Нобелевскую премию. Да вот незадача – отцепил я Шарика от верёвки, которая удерживала его на месте, а он не вернулся почему-то, не выполнил поставленную задачу. Так я его с тех пор и не видел.