Угловая комната - стр. 6
Объявляют. Отец кладет мне ладонь на плечо, едва пинает чемодан: не забудь. Уходит. Вдалеке выворачивает поезд, объявляют снова. Зачем-то спускаюсь с платформы: отец сидит в машине, смотрит в свои же руки на руле. Говорю, чтобы ехал: заволнуется бабушка. Он делает знак рукой – мизинец в сторону – и всё.
Я проснулся на диване: по стенам – Париж, в окне – телебашня. Вспомнил в обратном порядке про ебаного пидора, про заблеванный переулок, про наборы – женский и мужской – и, наконец, про отца.
Встал, попытался найти одежду. Вошел Фарик – в одних трусах. Поглядел на меня с полминуты.
– Ну, – сказал я, – говори чего-нибудь.
Фарик пожал плечами и ушел.
Футболки не было, телефон сел. Я вышел в кухню: Фарик ел. Увидел меня, остановился. Опять полминуты молчания.
– Хочешь – молчи, – сказал я. – Только дай мне зарядник и футболку.
– Футболка в стирке, – ответил Фарик. – Зарядник воткнут за диваном.
Чтобы добраться до зарядника, диван пришлось сложить. Подумал, что уже почти за хозяина: залез в шкаф, нашел футболку – кислотно-салатовую. Надел, поглядел в зеркало: плечевой шов – почти до локтя. Обернулся: Фарик стоит в дверях, смотрит. Показал ему фак – дескать, уйди, – он ушел.
Телефон ожил – три сообщения: абонент звонил восемь раз, абонент оставил голосовое сообщение, абонент звонил еще дважды. Перезваниваю.
– Ты охуел? Ты живой вообще?!
– Полина, – начал я.
– Иди на хуй, – и гудки.
Перезвонила сама:
– Ты где, блядь?!
– Полина, отец умер.
Тишина. Затем неуверенно:
– Ты где сейчас?
– Вчера уехал.
– Ты дома?
– У бабушки.
– Почему не?..
– Телефон сел – только зарядник нашел.
Опять тишина. Потом вздох – и:
– Я ночь не спала. Ладно, неважно. Как бабушка?
– Нормально. Прости, я хотел позвонить, но там…
– Ладно, не надо. Ты меня любишь?
В дверях опять возник Фарик. Я испугался, что он все испортит, ответил:
– Да, – и быстро положил трубку.
Но Фарик молчал. Я хотел спросить, зачем он вчера, что это вообще такое, как теперь после этого, – но перехотел. Спросил только:
– Фарик, как там твоя жена в Бишкеке?
– Есть будешь? – ответил Фарик.
Пока он что-то грел, я нашел в рюкзаке паспорт, сел смотреть билеты. «Ласточка» в полпятого раскуплена – кроме мест для инвалидов. «Стрижи» стоят минимум пятерку. Шесть с половиной часов на верхней полке за две двести: оплачивая, подумал, что на две двести в студенческие времена можно было пить неделю.
Фарик поставил передо мной тарелку – и вдруг еле слышно:
– Никому не говори.
Я подумал: как ему, наверное, западло.
– Ты просто напился, Фарик. О чем тут говорить?
Фарик зачем-то решил спорить:
– Я не напился.
– А что тогда?
Фарик поглядел на меня – и передумал:
– Ешь.
Я не доел. Фарик завернул все в пленку, стал искать место в холодильнике. Я заметил в дверце пиво – между маслом и пакетом молока:
– Угости.
– Похмелиться?
– Вот еще: я все, что выпил, сблевал.
– А что тогда?
– А то, что тяжело теперь с тобой на трезвую.
Фарик открыл пиво, ушел в душ. До поезда – два часа. Я посидел еще в кухне, потом ушел в комнату. Сообщение от Полины: держись, люблю и так далее. Пропущенный от мамы.
– Ты когда приедешь?
– Только вечером. Бабушке звонила?
– Звонила. Хотела помочь, но там дура эта объявилась.
– Нина?
– Нина. И Вера тоже там. В общем, не до меня.
И опять:
– Я все думаю: ну какая несуразная жизнь.