Углицкое дело - стр. 22

А вот еще, еще послушай, уже совсем сердито подумал Маркел, потому что подьячие, которые в своем углу сперва едва шушукались, теперь стали все громче и громче похрюкивать, а вот уже Иван сказал почти что в голос: а давайте его ночью задушим, когда он заснет! Тут они еще громче захрюкали, после чего Яков сказал: давайте, а после скажем – спьяну задохнулся! Давайте, давайте, сказал Парамон. После чего они притихли. Это, подумал Маркел, они, наверное, ждут, когда он начнет или ворочаться со страху, или даже что-нибудь дурное скажет. Но Маркел ничего не стал говорить, потому что что таким скажешь, а лег на правый бок, прочел «Отче наш» и подумал: Господи, спаси и сохрани, авось, просто брешут спьяну, не задушат, Бог спасет, – и так, с такими мыслями, почти сразу заснул.

Утром Маркел проснулся и первым делом, перекрестившись, подумал: Бог спас, не задушили. А вслух ничего не сказал. И тут же почти сразу к ним пришли и стали накрывать на стол, Яков сразу же поднялся и начал поднимать всех остальных. Да уже и начало светать, пора было. Они встали и перекусили, ни о чем таком особенном не говоря, а только о всяких пустяках, а после, почти сразу, Якова опять позвали, а вместе с ним и Илью, это был у них еще Илья.

А про остальных как забыли! Подьячие, когда им убрали стол, сели играть в гуська, а Маркел, не зная, чем пока заняться, взял из растопки тоненькую чурку и начал ее ножом (который он достал из рукава) обтесывать, а после вырезать на ней узоры, а сам тем временем думать, когда же это Шуйский о нем вспомнит и призовет его к себе и велит начать искать злодея и даст ему людей в помощь, чтобы дело шло быстрей. Но время шло, чурка строгалась, а от Шуйского никто не шел. Тогда Маркел встал, отложил чурку, убрал нож и пошел к Шуйскому наверх. Наверху его остановили и спросили, к кому он. Он сказал, что он к боярину Василию и что он Маркел Косой. Дворовой ушел, после вернулся и сказал, что надо ждать, что боярин сейчас у царицы. Маркел сел ждать. Ждал он там тоже долго. А когда опять стал спрашивать, дворовой разгневался и стал почти кричать, что кто Маркел такой, и что ему уже один раз сказали, что боярин занят, что надо честь знать! Тогда Маркел еще немного подождал, а после развернулся (но сперва перекрестясь, конечно!) и пошел вниз, при этом думая, что ладно, пока боярин у царицы, он здесь хоть осмотрится как следует, и, к себе уже не заходя, сразу вышел во двор.

Утро было уже позднее, народу по двору сновало много, и шуму там тоже хватало. А двор там был такой – как кремль. То есть как сам углицкий кремль (и как сперва московский) был из себя кривой трехстенок, таким же был и внутренний царевичев (а теперь уже царицын) двор, где задняя для Маркела стена была задней стеной хором, а две другие впереди сходящихся стены были стенами самого кремля. По краям, вдоль стен, стояли службы, а посреди стояла маленькая церковь, Константиновская, как после узнал Маркел. И дальше за той церковью, возле стены, стояли яблони. Вот там, под яблонями, подумал Маркел, его и убили. Или он сам убился. Ага, вот оно как, дальше подумал Маркел, после чего осмотрелся и увидел, что сзади него во внутренний двор был только один вход – это те ворота, через которые они сюда вошли. И, наверное туда же въехал конно Битяговский и его сразу, то есть там, в воротах же, убили. То есть тогда ворота были сперва заперты, хоть день был такой же, будний, а теперь, в такой же будний день, они стояли открытые. То есть теперь кто хочешь через них ходи, а тогда разрядный дьяк, глаз государев, государева сума и государев меч карающий, стоял под ними и не мог в них въехать. Ладно!