Уездный детектив. Незваный, но желанный - стр. 12
– Потому. – Я облизала ложку. – Троих посулили, а их два всего, даже один, Сергей Павлович-то живехонек.
– Значит, – смутилась Захария Митрофановна, – значит…
– Ничего!
– А вот мы сейчас посмотрим. – Гадалка раздвинула посуду, освобождая место на столе. – Разложим и поглядим. Сдвигай! Руки сперва оботри.
Воспользовавшись салфеткой, я сняла колоду.
– Ну! – Губешкина ткнула пальцем в картинку. – Сердца и кубки, и король. Это ты, это он, это валет с мечами, только…
– Минуточку, – перебила я, – мечи это пики, а валет ваш в крестах.
– Может, помер?
– А может, вы толкуете наобум?
Посопев в молчании и наградив меня недобрым взглядом, хозяйка вздохнула:
– Молодежь нынче пошла… А покойников все равно трое. Вот, вот и вот. Баба и два мужика, помоложе и постарше. Старший золоченый, видать, купец. Баба служивая при казенной отметине, а последний…
Я налила еще чашку чаю, отпила, поморщилась, и вовсе не от горячего.
– На нем какая отметина?
– Поганая. – Захария смешала карты и собрала их. – И ни словечка больше тебе, привереде, не скажу.
Отставив пустую чашку, я поднялась из-за стола.
– Простите великодушно, не стоило мне в таком тоне с вами беседовать.
– Да ладно, – отмахнулась хозяйка, – дело понятное, сердце твое не на месте, оттого и раздражаешься по пустякам.
– Не на месте.
– Полночи в подушку проревела.
Смутившись, я сделала вид, что рассматриваю слякотный пейзаж за окном.
– И вот что скажу: зря. И кручинишься зря, и думу черную думаешь. Прилетел к тебе сокол твой за сотни верст, это ли не радость?
«Вот нисколечко не радость. Странный прилетел, чужой, строгий. И говорить о том, что меня волнует, не стал. И как работать мне теперь прикажете? Нет, все, довольно. Немедленно все точки над «и» расставлю, еще до начала присутственного времени. Перехвачу Крестовского в отеле для беседы личного характера, порву с ним пристойно и, обновленной и строгой, начну с чистого листа. Решено!»
Губешкина за моею спиною продолжала:
– А ты бы, Гелюшка, придумала лучше, как суженому своему чужое обручальное колечко на пальце объяснить.
Быстро повернувшись, я поднесла руку к лицу.
– Колечко? Да это ведь просто фикция. Григорий Ильич его с меня по первой же просьбе снимет, только ото сна пробудится чародейского.
– Так прямо своему и скажи, достоверно получится.
– Это правда!
– И глазами точно так же сверкнуть не забудь, очень красиво получится, оскорбленная подозрениями добродетель. А про шуры-муры свои с «фикцией» кареглазой промолчи.
– Захария Митрофановна!
– Целовались, – загнула хозяйка палец, – люди видели, обнимались, страстными взглядами обменивались, Григорий Ильич тебя невестою в общество ввел.
– Для пользы дела. Это «легенда» у нас сыскарей называется.
– Как ни назови, хоть фикцией, хоть легендой, слухи уже пошли, не остановишь. Превосходительству столичному непременно донесли, не сомневайся, вот он и бесится от ревности, обижает тебя почем зря.
– Глупости! Семен Аристархович и ревность… это… Да они друг друга при встрече не узнают. А злится шеф за дело, потому что я задание не с блеском выполнила, а… без оного.
Гадалка сокрушенно вздохнула.
– Разберись уже, отдели зерна от плевел. Про задания твои сыскарские ничего не скажу, не понимаю, а в мужиках поболе сопливых суфражисток разбираюсь. Семушка твой мужик? Не красней, я риторически спросила. Мужик. Значит, собственник, как все они. Хочешь его успокоить, в любви своей заверь, верность посули.