Удивленный Христом. Мое путешествие из иудаизма в православие - стр. 3
Все это казалось сном, ночным кошмаром. Где я? Разве я в нацистской Германии, а не в большом цивилизованном городе, в благополучном квартале Нью-Йорка, в котором обосновалось много еврейских семей?
Выбравшись из постели, я опасливо приблизился к двери и увидел, как несколько молодых парней пытаются сдержать разбушевавшегося мужчину, который и совершил тот самый гнусный поступок – разбил витрину. Очевидно, он всерьез перебрал спиртного в баре напротив и решил выпустить пар, а мы просто подвернулись под руку.
Когда его наконец оттащили от дома, отец, переходя на родной для него с детства идиш, выругался: «Мешугенер!», что означает «Совсем рехнулся!».
Мама и папа часто обменивались эмоциональными репликами, сопровождавшимися бурной жестикуляцией. Иногда родители переходили на идиш или иврит, если считали, что разговор не предназначен для моих ушей. Им очень хотелось, чтобы в моей жизни не было ничего, что напоминало бы об ужасах прошлого. Они намеренно говорили со мной только по-английски, полагая, что это поможет мне не соприкасаться с мрачными сторонами реальности. Но как они ни старались, им не удавалось полностью оставить меня в неведении по поводу того, что происходит вокруг. Бранные слова я прекрасно понимал. А в некоторых обстоятельствах, например, как сейчас, оказывалось, что практически вся речь старших состоит из проклятий.
Через несколько недель я увидел фотографию оскорблявшего нас человека на первых полосах крупнейших нью-йоркских газет. Оказывается, он кого-то убил уже после того, как кинул кирпич в нашу витрину. Свидетели вызвали полицию, преступник попытался скрыться, но его поймал полицейский, который по удивительному стечению обстоятельств оказался родным братом убийцы. Это происшествие обсуждал потом весь город.
Иерусалимские корни
Несмотря на то что подобные инциденты иногда случались, мы все любили Америку, особенно Нью-Йорк. Отец был родом из Иерусалима, он появился на свет в Старом городе в 1909 году, когда территория нынешнего Государства Израиль еще называлась Палестиной. Отца воспитывали в строгой хасидской общине и готовили к тому, чтобы он стал ультраортодоксальным раввином. Посвящал в раввины[3] его сам ребе Хаим Иосиф Зонненфельд, глава Ашкеназской еврейской общины в Палестине, считавшийся мудрецом и великим учителем веры.
Хасидское движение возникло и набрало силу в Восточной Европе в XVIII веке как реакция на предельно усложнившееся схоластическое богословие, доминировавшее в традиционном иудаизме того времени. Молитвы и песни мистически настроенных правоверных хасидов были исполнены радостным, а порой и экстатическим духом. Они верили, что мудрецы и праведники способны творить чудеса.
Мамины предки жили в Латвии и тоже были ортодоксальными иудеями. Правда, ее родители принадлежали к движению, выступавшему против хасидизма. Хасиды прозвали их «Митнагдим», что на иврите означает «оппоненты».
Родилась моя мама уже в Америке, в городе Питтсбург, штат Пенсильвания, в 1908 году.
Родители отца и матери познакомились, когда обе семьи жили в Иерусалиме, и заранее договорились о том, что их дети в будущем поженятся. Так было принято в ту эпоху. Я не в обиде, ведь благодаря этому союзу появился я – Арнольд NMN Бернстайн (аббревиатура NMN на выданном мне в США военном билете означает «нет второго имени» – «по middle паше». Большинству евреев не давали второго имени).