Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе - стр. 43

Впрочем, есть в этом и без того донельзя густом, переусложненном и перенасыщенном вареве еще один герой, не упомянуть которого будет величайшей несправедливостью. Этот герой – собственно язык, которым изъясняется рассказчик. Язык, вобравший в себя все мыслимые и немыслимые штампы, все слои официозного уродства – от школьных сочинений до газетных передовиц и милицейских протоколов, – сконструирован Хемлин с поистине сорокинской изощренностью. Он не просто служит носителем, подпоркой сюжетной конструкции, он оказывается ее внутренним двигателем – и одновременно ее главным стопором, почти непреодолимой помехой. Язык Цупкого – убогий, изувеченный, косноязычный – предназначен для рассказывания вполне определенных – простых и позитивных – историй, и потому, столкнувшись с необходимостью рассказать историю совсем другого толка, герой оказывается в психо-лингвистическом тупике. Единственно привычная и понятная для него форма высказывания упрямо противится содержанию, выталкивает его, корежится, преображая рассказываемую историю и одновременно преображаясь под ее воздействием. И вот эта языковая коллизия, эта атлетическая борьба слова и смысла, воссозданная Маргаритой Хемлин с хирургической бесстрастностью (она словно бы сама до конца не знает, «кто кого сборет» – язык правду или правда язык), окончательно разрывает условные детективные рамки и переводит «Дознавателя» из разряда крепкой жанровой литературы в разряд черт-те-чего – неописуемого, но безусловно выдающегося. Словом, как и было сказано в самом начале, – очень, очень странная книга. И, пожалуй, одна из самых недооцененных в русской прозе XXI века.

[32]

Наблюдение за рейтингами книжных продаж – занятие в целом душеполезное и укрепляющее веру в человечество. Те, кто полагает, будто верхние строчки в списках бестселлеров пожизненно оккупированы разного рода дамскими романами и боевиками, заблуждаются: остросюжетное чтиво не так уж часто попадает в книжные чарты. Если же попадает, то, как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается не просто детективом, а чем-то более сложным и хитро устроенным, в силу авторской причуды лишь упакованным в криминальную обертку. Пользуясь терминологией отечественных маркетологов, этот гибридный тип литературы можно обозначить как «детектив плюс», причем после плюса, понятное дело, каждый писатель волен подставлять всё что захочется – от социальной драмы (как Стиг Ларссон) до исторической эпопеи (как Борис Акунин). В случае с романами англичанки Кейт Аткинсон – и нынешняя книга «Чуть свет, с собакою вдвоем» не является исключением – после плюса определенно должно стоять «отличная психологическая проза с лирическими подробностями».

В 1975 году девятнадцатилетняя Трейси Уотерхаус, новобранец-полицейский, находит в запертой квартире тело убитой молодой женщины и чудовищно истощенного, но живого четырехлетнего мальчика, проведшего наедине с разлагающимся трупом матери три недели. Тридцатью годами позже та же Трейси – суперинтендант полиции в отставке, – поддавшись минутному порыву, выкупает у матери-наркоманки трехлетнюю зареванную девочку. Одновременно с этим в жизни частного детектива Джексона Броуди – сквозного героя всех детективов Аткинсон – происходят сразу два события. Во-первых, он едва ли не вопреки собственной воле становится владельцем собаки, спасенной им из лап хозяина-садиста. А во-вторых, незнакомая тридцатилетняя женщина из Новой Зеландии, выросшая в приемной семье, просит Джексона раскрыть тайну ее рождения и узнать, кем же были ее настоящие родители. Сплетаясь и расплетаясь, обрастая попутно массой деталей, необязательных для развития детективного сюжета, но при этом восхитительных с литературной точки зрения, две эти магистральные линии величественно и неспешно катятся к финалу – как всегда у Аткинсон, парадоксальному и при этом безупречно логичному.