Удержи меня, если сможешь - стр. 8
Штирлиц из мамы весьма неплохой, но Орлов – реально козляра, с партизанами вообще рядом не стоял! Сам открывает дверь и выходит из ванной комнаты с такой широкой улыбкой на лице, будто действительно рад видеть мою маму.
Кино и немцы – тёща и зять, горячо любящие друг друга. И пофиг, что они бывшие, главное, смотрят друг на друга вон как!
– Здравствуйте, – тянет Кирилл, а я показываю ему кулак, мол, попал ты, Кирюша, по самое не хочу!
– Кирилл Витальевич, – сухой официальный тон – это мама умеет, по крайней мере, всегда так делает, когда хочет заткнуть за пояс собеседника.
– Как я рад вас видеть.
– А я не очень. Позвольте узнать, а что вы здесь забыли, господин Орлов?
Блин, мама, ну серьезно? Ты же видела серебристый квадратик на постели, между прочим, открытый. Ну, зачем эти прелюдии?!
Пока я пытаюсь собрать себя по частям, Орлов делает марш-бросок в мою сторону, хватает за запястье, тянет на себя и кладет свою лапу на мое бедро. Мама хлопает глазами, я – тоже.
Орлов, ты же не собираешься…
– Мы с вашей дочерью, – произносит Кирилл, а молюсь про себя, чтобы он закрыл свой разговорчивый рот, а лучше вообще испарился, стал воздух перед глазами моей матери. – Встречаемся.
– Он врет, – качаю головой.
– Не вру, – возражает Орлов.
Ну, ё моё, чванливый мудак ты, Кирилл!
– София, – строго чеканит мама, сверля взглядом мои трясущиеся руки. – Угости маму чаем!
Выдыхаю. Спасибо, мамочка, что не устроила разборки здесь и сейчас. Конечно же, когда уйдёт Орлов, мне предстоит выслушать трёхтомник родительских нравоучений и, в принципе, я заслужила их, но… Как объяснить маме, что сама не понимаю как Кирилл оказался в моей постели?! Опять.
Мамочка, спасибо боженьке за эту умную женщину, уходит в кухню, оставив нас с Орловым посреди коридора. Я отскакиваю от бывшего, будто мячик для пинг-понга.
– Ты совсем нюх потерял, Орлище? Какого фига ты тут моей маме наплел?
– Тише, мартышечка, не заводись, – ухмыляется. – Ты же взрослая девочка, к тому же я – не первый встречный. Что здесь такого?!
– Издеваешься?
– Нет, – качает головой на полном серьезе.
– Да любой первый встречный был бы лучше тебя! Ты же… Ты…
Из меня хлещет желчь. Хочется наговорить гадостей, но Орлов так умеет смотреть, что я прикусываю свой язык и просто толкаю девяносто килограмм настоящих мышц к выходу. Открываю дверь нараспашку.
– Выметайся, Казанова недоделанный!
– Сонь, остановись.
– Да пошёл ты… Я же тебя, как человека, просила посидеть в ванной, пока мама не уйдёт.
С психом захлопываю дверь. И пофиг, что прямо перед носом этого почти двухметрового орангутанга, а ещё больше пофиг, что обнажённого по пояс, без обуви и портмоне. Пусть проваливает к чертям!
Не успеваю отдышаться, как раздается стук в дверь, а затем:
– Сонь, будь человеком, отдай мои вещи, – низким голосом едва не поет.
– Обломишься! Я тебя предупреждала, без шуток!
– Сонь, ну ты же нормальная, – произносит ласково, а потом бубнит: – временами.
– Что? – тянусь к замку, чтобы его открыть и высказать бывшему мужу всё, что я о нем думаю, но на плечо ложится чужая рука, и я подпрыгиваю на месте, не ожидая.
– София, отдай этому убогому его барахло и выгони вон из своей жизни! Не делайте для соседей бесплатный театр! – говорит за моей спиной мама.