Удар отложенной смерти - стр. 5
Андрею Озирскому летом исполнилось тридцать два года, но выглядел он гораздо моложе. Всегда стремительный, похожий на сжатую до предела пружину, взрывающийся то хохотом, то ругательствами, сокрушительно сильный физически, сегодня он был особенно красив. Всегдашняя кожаная куртка, чёрный джемпер, под ним рубашка того же цвета, потёртые джинсы «Ливайс» только подчёркивали совершенство его лица и фигуры. Озирский мог ввалиться в кабинет грязным и усталым, вонять табаком и потом, материться и хамить начальству – ему всё прощалось.
Трудно было не восхищаться его тонким, матово-бледным лицом и огромными, цвета морской волны, глазами. Тёмно-каштановые волосы, породистые брови с изломом, длинные загнутые ресницы – всё это казалось неестественным, сказочным даже далёким от сентиментальности операм. Черты Андрея словно изваял гениальный скульптор. Он был само Совершенство. И не нашлось ещё человека, который посмел бы с этим спорить.
И Горбовский, и Петренко всегда отдыхали душой, созерцая эту вызывающую, упоительную красоту. Не только лицо, но и форма рук, осанка, манеры – всё выдавало аристократическое происхождение Озирского. Он был как две капли воды похож на свою мать-польку. Об отце Андрея ничего не знал даже Захар, внимательный к личным проблемам своих ребят.
Как-то на вечеринке Андрей разговорился больше обычного и вскользь обронил, что в их семье живёт интересное предание. Якобы давным-давно, лет двести назад, от одного из старинных и почитаемых польских шляхетских родов – графов Потоцких – отделилась линия, не совсем законная и потому мало где зафиксированная. Но фамилия чудом сохранилась, всплыв уже в начале этого века. Мать его дела, в девичестве Данута Потоцкая, была красоты неописуемой.
Петренко, как всегда, язвительный и не склонный к восторгам, вспомнил об этом сейчас, поднял глаза от сводки и улыбнулся. Да, Андрей, по паспорту Анджей-Юзеф, действительно благородного происхождения. И не серую милицейскую форму ему носить, а шляпу, камзол и шпагу…
– А крупные хищения платины откуда-нибудь происходили?
Андрей, вальяжно откинувшись на спинку стула, протянул руку к столу начальника и придавил к рычагам трубку звонящего телефона, чтобы их беседе не мешали. Кроме него, всеобщего кумира, обладающего сильнейшим магнетизмом, таких выходок в кабинете начальника себе никто не позволял.
– Геннадий, помнишь, ты говорил? Самоварчики какие-то украли в химической лаборатории… – Захар, наморщив лоб, смотрел на Петренко.
– Какие самоварчики? – Петренко с досадой отодвинул таблицу. – Ах, да… Ну, это как бы на жаргоне. Так называется платиновая колбочка на двести пятьдесят миллилитров. Теперь представьте себе, сколько там платины! В том институте из лаборатории спёрли десять таких приборов. «Самоварчики» присоединяются к аппарату Киппа и служат для разложения пробы плавиковой кислотой при определении закисного железа. Определение ведётся в восстановительной атмосфере углекислоты. Кроме того, похищено четыреста платиновых тиглей по тридцать граммов каждый. И сто платиновых чашек пор пятьдесят-семьдесят граммов. Итого восемнадцать килограммов платины…
– Геннадий, откуда ты так здорово в химии разбираешься? – невольно восхитился Захар. – Тому же около трёх месяцев… Да нет, ровно три.