Удар молнии - стр. 42
– А смогу ли я после этого, – Алекс замялась, было трудно произнести это, но молчать она не могла, – забеременеть?
Доктор медлил с ответом. Такой вопрос ему задавали часто. Правда, в основном он слышал его от более молодых женщин. В сорок два большинство пациенток больше интересовало бы спасение собственной жизни.
– Это возможно. Уровень стерильности после химиотерапии составляет примерно пятьдесят процентов. Но это тот риск, на который стоит пойти. Без химиотерапии последствия могут быть непредсказуемыми.
Непредсказуемыми? Что это значит? Уж не хочет ли он сказать, что, если Алекс откажется от химиотерапии, она умрет?
– На работе у вас будет время все обдумать, – тем временем продолжал Герман. – И пожалуйста, как можно скорее приходите ко мне снова. Я постараюсь назначить прием на удобное для вас время. Доктор Андерсон сказал, что вы человек очень занятой.
При этих словах он практически улыбнулся, и Алекс подумала, что, возможно, именно так он проявил ту самую свою «человечность», о которой говорил Андерсон. Если да, то можно с уверенностью сказать, что в этом человеке данное качество проявлялось куда слабее, чем хладнокровие и прагматизм медицинского работника.
Но хотя Алекс и перепугалась до смерти от того, насколько сухо и отстраненно доктор Герман рассказывал ей о предстоящих процедурах, о его безупречной репутации она уже знала. Так что раз уж у нее – предположительно – злокачественная опухоль, то именно такой великолепный хирург как раз и требуется. А настроение ей и Сэм сможет поднять.
– Больше нет вопросов? – Эта фраза Питера Германа очень удивила Алекс. Но она лишь отрицательно покачала головой. То, что сегодня выяснилось на приеме у доктора Германа, было еще хуже, чем вчерашние новости, и теперь Алекс чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Она уже представила себя без левой груди, а потом попыталась понять, каково это – проходить курс усиленной химиотерапии. Наверное, после этого у нее выпадут волосы? Алекс не смогла заставить себя спросить об этом хирурга. Но она знала нескольких женщин, которым после химиотерапии пришлось носить парики или чересчур короткие стрижки. Алекс точно знала – от химиотерапии лысеют. Однако перечень ужасных последствий лечения выглядел зловеще и без этого.
Алекс вышла из кабинета врача шокированной. Вернувшись в свой офис, она поймала себя на мысли, что даже не помнит, как Герман выглядел. Она провела в его обществе почти час, однако лицо его испарилось из памяти – как и все то, что он говорил, кроме слов «опухоль», «злокачественный», «мастэктомия» и «химиотерапия». Все остальное слилось в одну сплошную какофонию.
– У тебя все в порядке? – спросил Брок. Он заглянул к Алекс сразу же, как только она пришла, и заметил, что она выглядит еще хуже, чем вчера. Это его здорово обеспокоило. – Ты, часом, не заболеваешь?
Но ведь Алекс уже больна – по крайней мере, по словам врачей. Это казалось ей невероятным. Она чувствовала себя превосходно, у нее ничего не болело, никаких недомоганий, а доктор Герман считает, что у нее, возможно, рак. Рак. Она никак не могла заставить себя в это поверить.
И Сэм тоже не смог. Вернувшись вечером домой, она пересказала мужу то, что сказал Герман, но Сэм снова отверг мнение хирурга – с тем же спокойствием и легкостью, что и вчера: