Удача. Фантастический роман - стр. 16
Он сидел на кухне на подоконнике и, конечно, грыз семечки. Сплевывал шелуху за окно. Прохожие во дворе иногда останавливались и с удивлением глядели вверх. Неподвижное, не меняющееся при разговоре лицо – такой странный знакомый.
– Немалое наказание – жить в человеческом туловище. Надоело. Руки эти и особенно ноги не люблю. Переступаешь ими, переступаешь. Тюк! Тюк! Еле ковыляешь. Лучше бы муравьем остаться. Напрасно усмехаешься, – сказал он Алику. – Муравьи – существа, нисколько не примитивнее вас. А я теперь маюсь среди вас, существ из мяса и жира, закутанных в тряпки.
Алик сидел напротив, на мешке с мелочью. Из другой комнаты доносился звон, там шел некий локальный денежный дождь. Монеты сами по себе теперь влетали в квартиру, кружились тут, как мухи, и падали оземь.
Видно, как влетело древнее монисто с большими серебряными монетами, повисло над белым роялем «Steinway s sons». Тот сам по себе негромко играл какую-то незнакомую мелодию, вроде бы придуманную им самим. Монисто, наконец, с грохотом рухнуло на него. Рояль умолк, потом заиграл опять.
– Я просил, чтобы монеты не появлялись из могил, – сказал Алик Семечкину. – Надеюсь, что твои земляки об этом помнят?
– Наверное, – как обычно равнодушно ответил Семечкин.
Алик подобрал и рассеянно разглядывал древнюю античную монету, маленькую, еще теплую от непонятно каких физических процессов:
– Ушла нищета, навсегда, оглядываясь и бессильно грозя кулаком. Просил еще, чтоб появился знаменитый перстень Элизабет Тейлор, тот, что она потеряла на пляже в Калифорнии, но он все не летит и не летит. Бывали времена, и у меня было много денег, – добавил он. – Тогда я тоже мог считаться немного всемогущим. И так скажу, люди зря ожидают от денег больше, чем те могут дать. Много наслаждения посредством денег не урвешь. Изумительного удовольствия от жратвы и выпивки не испытаешь, я пробовал. С бабами почти тоже самое. К тому же потом сомневаешься – неизвестно, кто кого использовал. Вроде бы баба тебя.
Заложив за спину руки, Алик пошел, увязая ногами в монетах, как в снегу. В другой комнате денежный дождь моросил гуще. На голову падали теплые монеты.
Повсюду, наполовину погрузившись в металлические деньги, теперь стояли гигантские свиньи-копилки. Их оригинал Алик увидел и купил в комиссионном магазине, усилиями земляков Семечкина изготовили их гигантские копии.
Монеты кружились над ними, как пчелы над ульями, ползали по ним, потом залезали внутрь, в щели.
Аквариум тоже наполовину заполнила мелочь. Сейчас в него, распугав дорогих рыбок, арован и мятных ангелов, рухнул серебряный брусок. Похоже, древняя денежная единица времен Новгородской республики.
На стене по-прежнему бодро шли фамильные часы. Пустые, лишенные механического нутра, тикали непонятно чем.
За окном вдруг послышался визг. Ах да, вчера он просил у Семечкина с его неземными друзьями, чтобы у всех прохожих на улице секунд на десять лица вдруг стали синими. Для смеху.
Сейчас доносились крики, почему-то только женские. В окно Алик видел, как по двору стремительно пробегает какая-то баба с большой сумкой, закрывая лицо рукавом. Навстречу ей метнулась собака. Гавкнула и внятно сказала: «Дай колбасы!» – Баба шарахнулась в сторону и завизжала.
– И чего визжать? – пробормотал Алик. – О чем еще может говорить собака?