Училка - стр. 14

– Садитесь… – от растерянности повторила я.

Кто-то, собственно, и не вставал. Сидел, развалясь, и разглядывал меня. Кто-то не сел. Стояли задом, вполоборота, общались, что-то друг другу показывали. Один пошел к двери.

– Ты, прости, куда идешь? – поинтересовалась я.

Мальчик-дядя, не обернувшись, проговорил:

– Отвали.

– Не обращайте внимания! – красивая девушка, сидящая на второй парте, громко и уверенно обратилась ко мне. – Он урод.

Урод, уже открывший дверь, обернулся на девушку и выплюнул грязное словцо. Та даже не шелохнулась, не ответила.

– Ignore, это правильно, – заметила я и увидела интерес сразу на нескольких лицах.

– Я не понял, у нас какой сейчас урок? – проговорил кто-то с задней парты. И нарочито громко зевнул.

– Русский, Громовский! Проснись, – сказала, не оборачиваясь, всё та же красивая девушка. – А действительно, почему ignore, а не «игнорируй»? Это не одно и то же?

– Нет, – улыбнулась я. – В русском «игнорировать» есть легкое раздражение, поза, негативный оттенок. А английское слово нейтральное. Не хорошее, не плохое. В этом разница.

– А вы что, английский хорошо знаете? – лениво спросил юноша с очень странным лицом, худым, похожим на обтянутый кожей череп. – Или только так, для понтов? Подготовились?

– Подготовились, – кивнула я, чувствуя легкую тревогу. – И для понтов. Хорошо я знаю немецкий и русский.

А что они, собственно, так на меня нападают? Во мне что-то не так?

– Не обращайте на них внимания, – ответила на мои мысли красивая девушка. – Я – Саша Лудянина.

– А тебя как зовут? – спросила я некрасивого наглого юношу.

– А меня зовут на «вы», – ответил он мне.

– Может, вы выйдете вместе с первым товарищем? – спросила я его.

– Во-первых, Шимяко мне не товарищ. Вам Лудянина объяснила, что он урод, для всех нас урод. А во-вторых, не разбрасывайтесь лучшими учениками, Анна Батьковна. Сначала разберитесь, кто есть who в этом классе.

– Миша! – одернула его красивая Саша Лудянина. – Успокойся, хватит. Анна Леонидовна, это Миша Сергеев, наш почти медалист.

– А почему почти? – машинально спросила я, тут же подумав, что не стоит, вероятно, поддерживать все темы, которые подкидывают мне эти переросшие школу детки.

– Потому что медаль мне на фиг не нужна, – ответил Миша и с хрустом потянулся, привстав на стуле. – Геморрой в вашей школе заработаешь.

– Ты хочешь обсуждать состояние болезненных трещин в своем заднем проходе? – спросила я Мишу, не очень уверенная, что последует за этим вопросом.

Миша сильно покраснел. И даже встал из-за стола. Ничего себе. Ну да, они еще дети. Хамские, ужасные, с четырнадцати лет пытающиеся повторить то, что они с двенадцати или раньше видят в мировой сети, где открыты двери в чужие спальни, в притоны, в туалет, в гинекологический кабинет, в психиатрическую клинику. Всё, что человечество прятало от своих же собственных глаз, теперь можно посмотреть в любое время, в любом месте, в любом возрасте. Не пощупать, и не потрогать, и не понюхать, но посмотреть в деталях. А вот пощупать – они пытаются организовать себе сами, кто как сумеет – в летних лагерях, дома, пока нет родителей, в кустах на даче.

– Вы считаете, что я маленький мальчик, которому можно говорить всё, что вам в голову придет? – спросил меня Миша, красный и злой.

– Тему подкинул ты. Я лишь развила ее до логической точки. Точнее, запятой.