Ученик чародея - стр. 18
Это становилось забавно, демон прошел в зал и огляделся. Ничего не пропало, поэтому банальную версию о воришке он отбросил сразу. Тогда кто? Он снова оглядел комнату, его цепкий взгляд замечал все детали. Наконец глаза остановились на мягком красном тапочке, слегка выглядывающем из-под дивана. Нимрод задумался – тапочек явно был сдвинут. Немного, всего на сантиметры – и все же сдвинут.
– Ах, вот оно что, – с явным облегчением произнес демон. – Мой старый добрый друг…
Ему стало смешно. Странные, глупые люди. Вечно создают себе проблемы. Впрочем, глупость – это их удел.
Он поднял тапочек, медленно провел по щеке мягким пушистым ворсом – и подумал о том, что не мешало бы побриться. Впервые за семьдесят два года. Задумчиво повертел тапочек в руке, затем резко сжал ладонь. Черты лица демона помрачнели, меж пальцев потек дымок. Нимрод со зловещей улыбкой смотрел на дымные струйки, думая о том, что скоро – очень скоро – они заплатят за все.
Он разжал ладонь, неприязненно посмотрел на обуглившиеся лохмотья, подошел к окну и выбросил их в открытую форточку. Вытер о занавеску ладонь, постоял несколько секунд, глядя в окно, затем неторопливо сел в кресло. До полнолуния еще шесть дней, – демон задумчиво пригладил волосы. Время терпит, так почему бы не развлечься? Зачем жить, если хоть изредка не доставлять себе удовольствие? Именно в Игре заключен смысл, именно Игра дает забвение. Забвение от вечности, от осознания суетности и бессмысленности жизни. И если не можешь от этой жизни отказаться, то остается одно – наслаждаться ею, брать от нее все, что можешь. Так он всегда поступал, так будет поступать и впредь. И никто, даже сам Владыка Хериорх, не сможет ему в этом помешать.
* * *
Андрей сидел у Семёна уже больше часа. И почти не пил, несмотря на протесты друга – ему еще предстоял разговор с отставным секретарем, и Андрей не мог себе позволить быть не в форме.
– И представляешь, – продолжал Рыжий, подцепив вилкой кольца замоченного в уксусе лука, – сует этот гад мне две сотенных. Аккурат в кармашек, вот сюда. – Семен хлопнул ладонью по лохматой груди. – Бабе, говорит, на конфеты. И похлопывает меня по плечу – по-отечески, значит, так. Вот тут меня и проняло… Взял я его за ладонь, вот так… – Рыжий не торопясь и, в то же время, как-то неожиданно ловко протянул левую руку и ухватил Андрея за пальцы. – И сжал как следует, – он слегка, едва ли не двумя пальцами, скрутил захваченную ладонь, Андрей болезненно сморщился и привстал со стула.
– Все, все, ясно… – торопливо произнес он, с трудом выдернув ладонь из стальной хватки друга.
Рыжий едва заметно усмехнулся. – Ну, заверещал он у меня, приложил я его к асфальту – как следует приложил, и деньги его поганые ему в рот затолкал. Не поверишь, Андрей, – Рыжий разломил вилкой котлету, подцепил кусок и отправил в рот, – когда вижу козлов этих, меня трясти начинает. Одного боюсь, что однажды не удержусь и придавлю какого-нибудь гада.
Андрей молча улыбался – ему нравился Семён. Было в нем что-то от барона Пампы Стругацких. Не столько по облику, сколько по поведению. По чувствам, по восприятию, которые вызывал он своим видом, по манере говорить. И так же, как барон Пампа, Семён всегда был готов идти до конца – без страха, без упреков, без рассуждений. Что касается баронессы, то бишь Веры, его дражайшей половины, то в муже своем она души не чаяла и прощала ему многие недостатки характера. Потому что был он настоящим мужиком – честным, открытым, добродушным. Ну, а что выпивал… Не без этого, конечно. Благо, хоть по бабам чужим не шастал, не буянил, на Веру пальца никогда не подымал, причем даже в пьяном виде. Тем не менее, пьяного его жена не переносила. Однажды и Андрею довелось попасть под ее горячую руку, с тех пор он предпочитал встречаться с ней как можно реже.