Убийство в магазине игрушек - стр. 12
Мистер Хоскинс, огромный, тощий и меланхоличный, немного похожий на бордоского дога, смущенно заморгал.
– Доброе утро, сэр, – отозвался он.
Фен прошел мимо.
– Не беспокойся, Дженис, – сказал Хоскинс своей спутнице. – Посмотри, что у меня для тебя есть!
Он пошарил в кармане своего пальто и вытащил на свет божий большую коробку шоколадных конфет.
Тем временем Фен проследовал по открытому мощенному камнем переходу, ведущему в южный дворик колледжа, прошел через дверь справа, миновал комнатку органиста, взбежал по ступенькам, застланным ковром, на первый этаж и вошел в свой кабинет. Это была длинная светлая комната, одна сторона которой была обращена к дворику Иниго Джонса[24], а другая смотрела на сады. Стены – кремового цвета, занавески и ковер – темно-зеленого. На низких полках стояли ряды книг, на стенах висели китайские миниатюры, а на каминной доске стояли довольно обшарпанные медальоны и бюсты, изображающие английских писателей. Огромный неубранный широкий письменный стол с двумя телефонами стоял напротив окна у северной стены.
А в одном из самых комфортабельных кресел сидел Ричард Кадоган, и вид у него был затравленный.
– Да, Джервейс, – произнес он бесцветным голосом, – много воды утекло с тех пор, как мы учились вместе.
– Боже правый! – вскричал потрясенный Фен. – Ричард Кадоган!
– Да.
– Что ж, я, конечно, рад встрече, но ты появился в довольно неудачное время…
– Ты, как всегда, нелюбезен.
Фен присел на край письменного стола, всем своим видом выражая обиженное удивление.
– Что за странные вещи ты говоришь. Разве я хоть раз сказал тебе злое слово?
– Но именно ты написал о моих первых опубликованных стихах: «Это книга, без которой каждый может позволить себе обойтись».
– Ха! – воскликнул Фен, польщенный. – В те дни я был очень лаконичен. Ну, как ты поживаешь, дорогой друг?
– Ужасно. Конечно, ты еще не был профессором, когда мы виделись последний раз. Университет тогда был более благоразумен.
– Я стал профессором, – твердо ответил Фен, – благодаря моим необыкновенным научным способностям и острому, мощному уму.
– Ты, помнится, писал мне тогда, что все дело было в том, чтобы подергать за кое-какие старые, траченные молью ниточки.
– О! Неужели писал? – смущенно переспросил Фен. – Ну, все равно это теперь не имеет никакого значения. Ты уже завтракал?
– Да, в трапезной.
– Ну, тогда сигарету?
– Спасибо… Джервейс, я потерял магазин игрушек.
Джервейс Фен изумленно воззрился на него. Он протянул Кадогану зажигалку, и на его лице появилось выражение изрядной настороженности.
– Не будешь ли ты добр объяснить мне это загадочное высказывание? – осведомился он.
Кадоган объяснил. Он объяснял очень пространно, не скрывая праведного негодования и душевного разочарования.
– Мы прочесали все окрестности, – сообщил он горько. – И представь себе, нигде не было магазина игрушек. Мы расспрашивали людей, которые жили там всю жизнь, но они никогда не слышали об этом магазине. И тем не менее я уверен, что прекрасно помню это место. Бакалейщик! Подумать только! Мы вошли, и там действительно была бакалея, и дверь не скрипела. Хотя дверь можно и маслом смазать, – это средство Кадоган упомянул без особой уверенности. – Но, с другой стороны, задняя дверь там была ровно такая, как я видел в первый раз. При этом я обнаружил, что все магазины в том ряду построены по совершенно одинаковому плану. Но хуже всего были полицейские! – простонал он в заключение своей речи. – Нет, не то чтобы они были недоброжелательны, и все такое. Нет, они как раз были ужасно добры, как бывают добры люди к кому-то, кому недолго уже осталось. Они думали, что я не слышу, как они говорят о сотрясении мозга. Беда в том, что, как ты понимаешь, все выглядело по-другому в дневном свете, и я, видимо, заметно колебался и выражал сомнения, делал ошибки и противоречил сам себе. Короче говоря, они отвезли меня обратно на Сент-Олдейтс и посоветовали обратиться к доктору, поэтому я ушел от них и пришел сюда, и позавтракал здесь. И вот я здесь.