Убийство в духе Хичкока - стр. 3
– Рвем! – словно через подушку он услышал голос Саньки. – Кажется, ты его достал.
Девица, прижав вязаную варежку к губам, готовилась к крику. Она начала поднимать своего попутчика, но он был неподъемный, словно вылитый из бронзы.
Они бежали, шумно захватывая в себя морозный воздух. Страх и одышка сковывали их движения и они перешли на быстрый шаг.
– Убери финяру! – крикнул Санька и вытер рукавом свисающую с носа каплю. – Ты, кажется, достал его до печенки…
Мороз уже сгустил то, что было на финке. Борька, пораженный словами дружка, взглянул на нож и отбросил его в наметанный у дороги сугроб.
– Он, падла, хотел меня нокаутировать, но я успел первым, – оправдывался Тубик. – Я больше чем уверен, что он не сдохнет, на нем было много надето всякого говна.
Санька подбодрил:
– А если и сдохнет… Сам полез, мы оборонялись. Может, зайдем к Руслану, посмотрим видик?
– У него надо разуваться, а у меня носки… не снимая можно постричь ногти. Давай лучше завалим в церковь, к Ёське…
Ёська или Иосиф Каземирович – староста местной церкви. Завхоз: и воск достает, и певчих организует, и церковь отапливает и охраняет. А главное, ухаживает за церковными свиньями.
Служба уже давно кончилась и дорожка, ведущая от калитки к церковному крыльцу, была тщательно подметена и посыпана желтым песком. Ёська его привозит с пляжа, в жестяной ванне, на саночках.
Они обошли храм и увидели искрящийся квадрат света, идущего из окна старосты. Он не удивился поздним гостям, лишь по-своему криво усмехнулся. В помещении пылко горел котелок, было жарко и душно. Дыхание у Борьки зашлось, он с трудом справлялся с настигающим его удушьем. У него аллергия на свечной дух.
Они пили зеленый чай и хрумкали оранжевого цвета пряники. Саньке нестерпимо хотелось курить, но нечего было. Его две сигареты раскрошились в кармане и он еще по дороге их выбросил.
– Ёська, а твой поп случайно не курит? – спросил Санька, хотя этот вопрос он задавал, наверное, уже сто раз. И знал, каким будет ответ.
– Потерпишь, до утра осталось совсем немного, – староста скинул со своей кровати один тюфяк и бросил его на пол, как раз между помойным ведром и горячим боком котелка. – Если бы тебе хлеба, я бы сходил к соседям, а без соски проживешь.
Санька заснул и не слышал, как долго и тяжело крутился во сне Борька. Даже постанывал, а один раз выругался матом. И при этом поднял правую руку и сделал ею ударяющее движение.
Ёська проснулся рано. Во всяком случае, в шесть, когда Санька открыл глаза и взглянул на будильник, хозяина в доме уже не было. Он растормошил Тубика. Тот закашлялся, припадочно забился на грязном тюфяке.
– Бля, курить охота, – Борька приходил в себя.
С утром к нему явилось тяжелое воспоминание вчерашней сцены у вокзала. Ему стало нехорошо. День только начинался, а он не знал, куда себя девать. Стал вспоминать сон. Стоит перед ледяной ямой полной воды. В воде плавают рыбы, во всяком случае, он видит, как воду разрезают черные плавники. Одной ногой он соскользнул и начал сползать в яму. Уже нога коснулась прохлады, уже через края кроссовок потекла ледяная вода, уже не было никакой надежды на спасение, когда вдруг соскальзывание прекратилось. Даже не прекратилось – замедлилось…
Когда староста вошел в комнату, от него пахнуло церковным духом. Тем, что курится в кадилах и чем отгоняют дьявольские силы от царских ворот.