Убийство русалки - стр. 9
– Вам будет чудесно. Вы будете первой. Так и говорит Шнайдер, мы сами должны формировать мир, – шепнула женщина, лаская рукой грудь Анны.
Анна попыталась понять. Она знать не знала этого Шнайдера, она просто хотела попросить сохранить ей жизнь ради ее дочери. Но она могла издавать только отчаянные звуки, тонущие в ткани во рту. Женщина сделала глубокий вдох, выбрала нож и встала. Анна попыталась вырваться, но это оказалось невозможным. Она почувствовала, как болезненно застонала ее кожа и как кричала изнутри плоть. Женщина еще глубже вонзила нож в тело Анны, прямо возле груди. Она попыталась посмотреть вниз, то есть вверх, на свое тело, но кровь залила ее лицо.
– Сострадание бесполезно, – заявила женщина. Кажется, она медлила, обескураженная видом бледной плоти Анны, может быть, ее получится переубедить и дать ей понять, что ее идея ужасна?
– Сострадание бесполезно, это унижение человека, – говорит она.
Анна закричала, закричала в свой кляп, она кричала и плакала, а женщина вонзила в нее нож еще раз. Анна посмотрела на пол. Он был похож на зеркало, на круглое зеркало. Она увидела свое лицо, почти отделившееся от тела, посреди этого зеркала, как будто она стала призраком. Когда капля упала на зеркало, по его глади пошли круги. Это было не зеркало, это была круглая лужа крови.
Глава 4
За окнами что-то происходило. Что-то интереснее, чем авторское чтение произведений Ханса Кристиана Андерсена. Некоторые из благородных господ устремили взгляды на улицу.
Ханс Кристиан откашлялся и продолжил читать.
– Пятница, седьмое марта. Я проснулся в полночь и лежал до самого утра, не в силах уснуть…
– У нас обратная проблема, мы не можем проснуться, Андерсен, – крикнули с заднего ряда.
Взрыв смеха прокатился по большому залу, в котором сидело примерно пятьдесят с чем-то человек.
Из всех присутствующих только Эдвард Коллин[9] был моложе Ханса Кристиана, которому было двадцать девять с половиной лет. Остальные мужчины в зале богатые зажиточные господа: доктора, профессора и коммерсанты. Многие из них помогали Андерсену деньгами, когда он приехал в город чуть больше пятнадцати лет назад. Особенно Коллины – милый Эдвард и его влиятельный отец взяли его к себе в дом, как бродячее животное, как сбежавшего кота или собаку, у которой умер хозяин. В этом и заключалась проблема. Когда они приютили его, ему было четырнадцать лет, жизнь била в нем ключом, жива была надежда. А теперь силы кончились, надежда покинула его, и их терпение начало иссякать. Это было заметно. Его большая драматическая работа об Агнете и морском короле[10] потерпела фиаско, его травили критики, а Монрад, самый злой из его рецензентов с самым громким голосом, назвал его произведение «неудачным поиском глубины». Возвращаясь домой из Италии, Ханс Кристиан поклялся оставить мечты о писательстве, которое неизбежно привело бы к бесконечной неприкаянности.
Ханс Кристиан заметил, что по лбу у него течет пот. Он продолжил читать, не мог же он взять и замолчать?..
– Мы пошли к развалинам виллы Тиберия, – читал он и поднимал вверх руку, показывая, как величественно руины простирались в итальянское небо. Это не очень помогло. По меньшей мере половина публики переместилась к окнам салона и смотрела на улицу, поглощенная тем, что там происходило, даже если это всего лишь стук лошадиных подков по булыжной мостовой. Но он не смог составить конкуренцию даже этому банальному явлению городской жизни.