Убийства в Солтмарше. Убийство в опере (сборник) - стр. 8

– Наверное, крокодил. Меня обычно относят к ящерам. Такой уж мы, йоркширцы, народ. Вообще интересно наблюдать человеческие типы в разных графствах и даже в разных деревнях.

Это навело хозяйку на ее любимую тему, и ее не сразу смогли вернуть к разговору о мистере Джексоне Гэтти.

– А, Джексон. Да, разумеется. Все кончено, да, осталось только труп найти.

– А где труп? – поинтересовалась миссис Брэдли.

– Если бы вы знали нашу деревню, как знаю я, – начала миссис Гэтти, к великому разочарованию Уильяма, жаждавшего услышать подробности убийства, – вы бы сидели и смеялись, смеялись бы и смеялись – как я. Это до того смешно, что и словами не передать! И смешнее всех – жена викария!

– Послушайте, миссис Гэтти, – начал Уильям, но никто не обратил на него внимания.

– Я ее считаю верблюдицей, – продолжала хозяйка. – Она, чуть что, вопит и кусается. И на колени встает – когда молится. А еще есть та дамочка из Бунгало. Женщина на содержании, представляете, дорогой крокодил? Что вы об этом думаете?

– Возмутительно, любопытно и старомодно.

Наверное, миссис Гэтти задумалась, переваривая сию краткую оценку греховности мира, потому что, по словам Уильяма, она целую вечность сидела тихо, а он тем временем записывал разговор в свой скаутский блокнот. Наконец она торжественно кивнула.

– Кое-кто в Манор-Хаусе мог бы рассказать побольше, если бы захотел. А взять эту девчонку, Тосстик. Вся история кажется мне совершенно невероятной, просто невероятной, от начала и до конца. Во-первых, она вообще не из тех девушек, которые рожают незаконных детей. Во вторых, она должна бы сообщить имя отца – как все деревенские девушки, – и мы проследили бы, чтобы он поступил как положено. В-третьих, я думаю, у ребенка какие-то отклонения, раз его никому не показывают. И наконец, хозяева таверны ведут себя странно.

– И в чем же странность? – вежливо поинтересовалась миссис Брэдли.

– Не знаю. Меня просто удивляет, что они вдруг стали такие добрые. Этот Лори даже имеет процент с кокосов, которые привозит к празднику. А деревенским ребятишкам дает за пустые бутылки не больше фартинга. Они их собирают по кустам после пикников, и он должен бы платить славным деткам полпенса, вот как я, когда мне приносят бутылки – для моего вина… Теперь-то он уж точно умер. Я про Джексона, конечно.

Миссис Брэдли тоже достала маленький блокнотик и потихоньку записывала – стенографическими значками, по мнению Уильяма. Потом я обнаружил, что это какой-то новый, неизвестный метод стенографирования.

– Бедный Джексон, – сказала миссис Брэдли.

– Что ж, – ответила миссис Гэтти, – если человек желает быть волком, то его нужно запереть в клетку, как волка. А вся штука вот в чем: его заперли в загоне для овец! Смешно, правда?

– Смешно и умно, – подтвердила миссис Брэдли, продолжая записывать.

– Заперт. Вот смешно-то – заперт! До чего ж скверная погода для лета!

– Заперт в загоне для овец! Это нужно запомнить, – сказала миссис Брэдли и издала свой обычный клохтающий смешок. И поднялась.

На улице, когда хозяйка закрыла за ними дверь, миссис Брэдли отправила Маргарет домой и только собралась заговорить с Уильямом, как миссис Гэтти опять выскочила наружу и схватила ее за руку.

– А знаете, что я думаю? – спросила она.

– Нет.

– По-моему, Верблюдица считает, что ее преподобный муженек и есть отец ребенка Мэг Тосстик.